Александр Томчин - Германия и немцы. О чем молчат путеводители

Однажды в Германии я достаю из своего почтового ящика очередную бумажку — письмо от какого-то учреждения. Наш хаусмастер — хороший мужик — видит это и спрашивает меня: «Почему у всех туалетная бумага однослойная, а у чиновников — трехслойная?» Я пожимаю плечами, но он еще и еще раз настойчиво переспрашивает меня, как нерадивого школьника, опять не выучившего урок:

«Почему у них бумага трехслойная?» И наконец, радостно объясняет: «Потому что они привыкли все делать в трех экземплярах».

Все не любят чиновников, и о них ходит масса анекдотов. Вот еще один. «Чиновнику дают кастрюлю смеси гороха с бобами и поручают всю ее разделить на 2 банки. Через час проверяют, как он продвинулся. У него в первой банке 6 бобов, а во второй — 5 горошин. Сам взмыленный, весь в поту. „Разве это такой уж изнурительный труд?“ — „Физически, конечно, нет. Но все время приходится быстро принимать решения…“»

Многие иностранцы в Германии проклинают немецкую бюрократию. Многие, но не я. Потому что я приехал туда из России. Немецкая бюрократия функционирует надежно и эффективно. Ни одна наша бумажка ни разу не потерялась.

Процедура прописки занимает там около 15 минут. Ваши данные и передвижения по стране — в компьютерной сети. Там никому не придет в голову вечно гонять посетителя за тысячей дурацких справок. Чтобы прописаться на новом месте, никаких справок не нужно.

Немецкий чиновник не вступит с вами в разговор по душам, но быстро все сделает — иначе его уволят, желающих на его место много, и он должен им дорожить. Там не услышишь знакомого: «Вас много, а я — одна». Не нужно представлять копии документов — служащий сам все себе скопирует. И взяток там не вымогают.

«А можно ли все-таки подкупить немецкого чиновника?» — спрашивали меня наши соотечественники. Мне известно, что кое-кому это удавалось. Но это исключение, а не правило, так что я не советую рисковать. Соблюдать законы в Германии дешевле.

Мы сталкиваемся тут, пожалуй, с важнейшим различием в образе мыслей. В России все возмущаются чиновниками — ворами, бюрократами и мздоимцами. И одновременно завидуют: живут же люди! Мы — за отмену всех привилегий, пока сами до них не дорвались. Это называется умением жить. А у немцев умением жить называется хорошее образование, высокая квалификация и высокооплачиваемое рабочее место. Без взяток и воровства.

У нас говорят — чтобы понять человека, надо с ним пуд соли съесть. Я бы сказал — с немцами больше. Первые впечатления часто обманывают. И прежде всего весьма распространенная Dienstlächeln — служебная улыбка. Представьте себе, что человек очаровывает вас с первого взгляда открытой, обаятельной, излучающей сердечное тепло улыбкой. Но если вам кажется, что вы ему нравитесь и что он рад вас видеть, вы заблуждаетесь. У многих немцев с детских лет вырабатывается специальная улыбка, которой нужно будет потом улыбаться клиенту. Только глаза остаются холодными и безучастными — как у зомби. Врач улыбается больному, кассир — покупателю. Видеть такую, пускай даже фальшивую улыбку продавщицы куда приятнее, чем слышать хамство от ее коллеги у себя на родине.

Но когда такая служебная улыбка, приветливая до приторности, используется в близком общении, то она вызывает другие чувства. Эту улыбка на лицах различных чиновников нередко обманывает наших эмигрантов.

С чего начинается их жизнь в Германии? По общему правилу их поселяют вначале в общежитиях — не менее чем на два месяца, чтобы хотя бы немного освоиться в чужой стране. Там эмигранты знакомятся с укладом жизни и законами страны, начинают учить немецкий язык, оформляют документы и ищут работу. Потом они могут подыскать себе квартиру и снять ее.

Условия в общежитиях бывают разные. Повезет — будет вроде гостиницы в центре города, не повезет — бывшие военные казармы, бараки на окраине. Одна семья наших друзей из Петербурга — двое супругов — попала в нелегкие условия. Удобства у этих старых и больных людей были на этаже — на 24 комнаты один туалет! Общежитие было похоже на цыганский табор. Ночью невозможно спать, вечный шум. Естественно, наши приятели хотели как можно скорее оттуда выбраться.

Комендантом там работала женщина средних лет. Милая, очаровательная немка, c неизменной улыбкой. Она благоволила к тем, кто ей обо всем доносил. Причем доносили ей не на немецком — на русском. Но о том, что она понимает по-русски, знали только доносчики. Всех остальных она заставляла говорить с ней только по-немецки — так ей было удобнее подслушивать разговоры эмигрантов между собой. Как-то к одной семье с детьми в общежитие приехала бабушка из другого города. Она хотела побыть с внуками и осталась у них в комнате переночевать. Комендантше донесли, и она бабушку выгнала, причем в такой хамской форме, что ее сын держался потом за сердце. «У нее нордический характер, — возмущалась потом его жена, — какая злопамятность и мстительность!»

Найти себе квартиру эмигрантам не просто. Кое-кому из богатых жильцов эта комендантша помогала. А нашим друзьям тоже улыбалась, однако квартиру не предлагала. Они не пили, не шумели — таких жильцов было выгодно держать в общежитии как можно дольше. И когда они сами все-таки нашли себе наконец квартиру и она узнала об этом, то ее вечная улыбка вдруг исчезла. Она была взбешена, наорала на них и тут же позвонила кому следует и потребовала отменить это решение. К счастью, оно было уже подписано, и наши знакомые с ней расстались.

Но как нельзя по первому впечатлению радоваться служебной улыбке, так же нельзя доверять и тем, кто без достаточных оснований рассуждает о холодности, заносчивости и эгоцентризме немцев. Однажды мы с целью снять квартиру пришли по одному из объявлений к ее хозяину — адвокату — в его офис. Нам пришлось подождать его, и наконец адвокат вышел к нам. Так же, наверное, спустился бы с неба бог к простым смертным. Рослый, представительный мужчина средних лет, с серьгой в одном ухе, разговаривая с нами, иностранцами, был мрачен, неохотно цедил слова сквозь зубы. Он отвез нас на своей машине и показал квартиру. Она нам не подошла, и мы расстались. Но его высокомерие и отчужденность остались у нас в памяти.

Осадок от этого дня, заполненного беготней, усугубился мелкой неприятностью — моя жена потеряла где-то пуговицу от плаща. Через несколько дней, когда мы шли по одной из центральных улиц города, рядом с нами вдруг остановился автомобиль. За рулем сидел тот же адвокат. Он дружелюбно улыбнулся нам, как старым добрым знакомым, широким жестом распахнул дверцу и быстро сказал что-то, чего мы с ходу не смогли разобрать. Мы были ошарашены — зачем он нас приглашает? Но все-таки влезли и увидели: на заднем сиденье лежала потерянная пуговица!