Александр Томчин - Германия и немцы. О чем молчат путеводители

Немцы не могут привыкнуть к полной беспорядочности нашего уличного движения. Если они работают в России, то страдают от непривычной для них неорганизованности и необязательности.

Для немецких туристов, прибывающих в Петербург, самая интересная достопримечательность — Янтарная комната в Екатерининском дворце в Пушкине. Вся ее история связана с Германией — возникновение, потом уничтожение и, наконец, восстановление с использованием пожертвованных немцами средств. Мы показали ее нашим немецким друзьям. На них большое впечатление произвела не только Янтарная комната, но и огромная очередь, в которой пришлось стоять. Позже мой друг, художник, прислал мне свое стихотворение «Наука об очередях». В Германии очереди, подобные российским, бывают редко, например в Берлине в Национальную галерею и на выставки. Приведу строки из упомянутого стихотворения в моем буквальном, без рифм, переводе:

Немцы старшего поколения проявляют интерес к истории дореволюционной России, к ее культуре. Напротив, молодые люди в Германии, как правило, не интересуются Россией.

Вторая мировая война унесла жизни 70 млн. человек, и последствия ее люди всего мира испытывают на себе до сих пор.

Память о войне неизбежно сказывается на отношениях между нашими народами. В нашей стране память о жертвах этой войны живет в каждой семье. Если разговор заходит об этой войне, то многие немцы, чуть ли не каждый второй, рассказывают о том, что их родителей преследовали при гитлеровском режиме. Тут возможны преувеличения. И все же до жизни в Германии я не представлял себе так ясно, что и при фашистской диктатуре находилось немало мужественных людей, бросивших ей вызов. При Гитлере было уничтожено около 500 тысяч немцев — первыми жертвами стали немецкие антифашисты, противники режима.

Как относятся к России и к русским немцы, пережившие войну? Профессор Мартин Ульман, с которым я познакомился на одной из конференций в университете, рассказывал мне: «Наша семья всегда отличалась консервативными взглядами, поэтому мой отец оказался на стороне Гитлера. Он пошел воевать и попал в плен. Кормили военнопленных плохо, но они видели, что их русских охранников кормили еще хуже. Поэтому обид у них не осталось. Вместе с другими военнопленными ему пришлось строить в России дома. Он был по специальности архитектором и старался все делать как следует, но русские разворовывали строительные материалы. Его поражало — тащили даже те строители, которые потом должны были в этом доме жить. Им было наплевать на то, что будет потом».

Я помню, как поблизости от моего дома в Ленинграде после войны пленные немецкие солдаты — небритые, истощенные, голодные — восстанавливали здание, разрушенное бомбежкой, и выпрашивали у прохожих хлеб в обмен на мыло. Женщины жалели их и давали им хлеб. После того, что немецкая армия творила на оккупированной территории, солдаты вермахта ожидали в лучшем случае расстрела на месте. «Русские люди, — говорит Вернер Гросс, который провел в советских лагерях 10 лет, — обладают удивительным качеством — они умеют прощать. Это свидетельствует о благородстве и бесконечной доброте этого народа».

Многие немцы еще в гитлеровской армии осознали ошибочность и бессмысленность развязанной войны. Солдаты вермахта были орудием преступного режима, но разве можно утверждать, что каждый из 19 млн. немецких солдат был военным преступником? Погибшие с той стороны фронта тоже являются жертвами гитлеровского режима. Мы видели памятник погибшему немецкому солдату с надписью «Жертвам фашизма», и с ней нельзя не согласиться.

Большинство немцев, которые были свидетелями войны, извлекли из нее уроки. Они проявляют симпатию к России и к русским. Даже имя Адольф после войны исчезло, его никогда больше не дают детям. (Между прочим, самые распространенные имена — Максимилиан и Мария, часто встречается Александр. Иногда появляются русские имена: Аглая, Анастасия, Катя.) Даже одежду коричневого цвета там, кажется, больше не продают.

Мы познакомились с 74-летним пенсионером Гюнтером. Он был дружелюбен, остроумен, начитан и стал нашим другом. Мы были поражены, когда Гюнтер рассказал нам о своей жизни — он оказался бывшим эсэсовцем. Он воевал на территории Франции, причем в СС вступил добровольно в 1941 году, будучи 16-летним мальчишкой. Гюнтер объяснял нам — в то время всех его сверстников мобилизовали в трудовые лагеря на строительные работы. Он решил, что держать в руках автомат легче, чем лопату. В конце войны Гюнтер попал в плен к американцам. Поскольку он участвовал только в боевых действиях, но не был причастен к военным преступлениям, его освободили. Гюнтер вернулся в Германию в свой родной город и женился на Валери — еврейке из Венгрии, родители которой были убиты нацистами. Живут Гюнтер и Валери дружно, и свое прошлое Гюнтер давно уже переосмыслил.

Мне хотелось ознакомиться с аргументами неонацистов по газете НДПГ — Nationalzeitung . Но ее не оказалось ни в одном из киосков. Будучи у Гюнтера в гостях, я спросил, где я могу эту газету купить. «Она недавно продавалась в киоске недалеко от моего дома», — ответил он. Я обрадовался — и напрасно! «Но теперь она там уже не продается», — продолжил Гюнтер. «Почему?» — «Просто, когда я узнал, что у них есть эта газета, я пошел к хозяину и сказал: „Я здесь родился, живу в этом районе давно, и меня тут все знают. И я вас предупреждаю: если вы будете торговать этой гадостью, то в вашем киоске никто ничего вообще не будет покупать, и вы прогорите“».

Но мне доводилось сталкиваться и с другим отношением к прошлому. Бабушка одного нашего приятеля, студента, говорит, что с приходом Гитлера им стало намного лучше жить. Он ликвидировал безработицу и нищету, при нем строили дороги. Все было бы замечательно, если бы только Гитлер потом не допустил некоторых ошибок.

Многие немцы не хотят вспоминать о том, что они сделали по отношению к русским, и о том, что Германия напала на Советский Союз. Кое-кто из немецких историков пытается доказать, что два диктатора, Сталин и Гитлер, в равной мере ответственны за злодеяния во время войны.