Сергей Глезеров - Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная…

В Лесном царили тишина и какое-то очень милое провинциальное спокойствие. «До войны в Лесном всегда было очень тихо, – вспоминает старожил Лесного Галина Николаевна Есиновская, автор уникальных воспоминаний о довоенном прошлом этих мест. – Только слышны гудки паровозов на Кушелевке, где-то залает собака, да донесутся звуки траурной музыки, когда пройдет похоронная процессия».

Что касается похоронных процессий, со скорбной торжественностью и величием двигавшихся по Большой Спасской улице на Богословское кладбище, то они действительно являлись событием. Это подтверждает и Галина Николаевна Есиновская. «До войны при похоронах гроб устанавливали на дрогах, запряженных лошадью в траурной попоне, и провожающие шли за гробом весь путь пешком, – вспоминает она. – Более богатые похороны сопровождались музыкантами, которые тоже шли пешком, иногда через весь город, и время от времени исполняли траурные мелодии».

Когда похоронная процессия проходила мимо Преображенской часовни, стоявшей в районе нынешней площади Мужества – на повороте теперешней Политехнической улицы к проспекту Непокоренных, – и выходила на прямую дорогу к Богословскому кладбищу, музыканты исполняли похоронный марш. «Щемящая душу музыка далеко разносилась по предместью…»

И еще строки из воспоминаний Г.Н. Есиновской: «…Очень громко пели соловьи в Лесном, просто заливались, и не только в парках, но и на улицах, даже в нашем дворе. Было много птиц как летом, так и зимой. Но голубей почему-то не было. По улицам лишь время от времени проезжали телеги с грузом, и очень редко появлялся грузовик – трехтонка или пятитонка… Настолько мало было езды по улицам, что зимой я совершенно беспрепятственно каталась в финских санях по самой середине Старо-Парголовского проспекта и часто доезжала до Сосновки, не встречая ни лошади, ни машины».

Многие старожилы Лесного подтверждают: характерной приметой довоенного Лесного служило необычайное обилие птиц. Громко пели соловьи, просто заливались, причем не только в парках, но и во дворах.

Здешние мальчишки покупали птиц на рынке, но многие сами ловили щеглов и чижей на безлюдной окраине парка Лесотехнической академии, на углу нынешних улиц Карбышева и Новороссийской. Тут стоял глухой высокий забор. Ребята мастерили клетки, свистом подражали пению своих любимцев, кормили и поили их. Весной, в праздник Благовещения, по давней традиции, птиц выпускали на волю…

Воздух в Лесном, по воспоминаниям Г.Н. Есиновской, был очень чистым, и нем улавливались малейшие запахи. Если появлялся запах хлеба – значит, ветер дул с юго-востока, от хлебозавода, и можно было предположить, что завтра дождя не будет и погода изменится к лучшему. Если же ощущался приторный запах леденцов или карамели – значит, дул южный ветер, приносивший запах от конфетной фабрики имени Микояна (бывшей Ландрина). А значит – ждать хорошей погоды…

Наказ студентов Ленинградского Политехнического института будущим депутатам Ленсовета. Из газеты Политехнического института «Товарищ», конец 1920-х годов

На катке Политехнического института, апрель 1931 года. Фото H.H. Вильдтгрубе

Чрезвычайные события в Лесном случались достаточно редко, поэтому если уж они происходили, то становились настоящими сенсациями. Одна из подобных историй произошла 7 января 1925 года, когда в Лесном случилась авиакатастрофа. Беда произошла с самолетом, поднявшимся с Комендантского аэродрома и отправившегося в тренировочный полет. Подробности этой трагической истории выяснил петербургский журналист Дмитрий Шерих, который назвал ее «одной из самых громких авиакатастроф в истории нашего города».

Самолет парил над северными окрестностями. Полет проходил нормально, но в три часа дня летательный аппарат неожиданно сорвался в штопор и уже не смог выправиться. Аэроплан упал возле Дороги в Сосновку (теперь Политехническая улица). Жертвами катастрофы стали два летчика – пилот Андрей Петров и комиссар отряда Павел Конев-Жуков.

По странному стечению обстоятельств, эта трагедия повлекла за собой еще одну, совершенно нелепую катастрофу. После того как весть о падении самолета дошла до авиаторов, на место трагедии с Корпусного аэродрома, располагавшегося в районе нынешнего парка Авиаторов в Московском районе, отправилась специальная комиссия. Однако добраться до Лесного ей не удалось: на одном из переездов автомобиль с комиссией столкнулся с поездом. Пассажиры получили серьезные ушибы, а шофер красноармеец Кондратьев погиб. Как сообщали газеты, он был «убит на месте, причем у него поездом оторвана голова».

По воспоминаниям дочери разбившегося тогда Павла Конева-Жукова, Веры Павловны, роковых предчувствий у отца не было, хотя нечто странное случилось: «Когда в ночь на седьмое января Павел Федорович уехал на аэродром, в окно их квартиры кто-то постучал. Стук слышали все, кто был дома. Но ведь жили они на четвертом этаже! Птицы? Ночью они обычно не летают. В общем, все испугались – не знали, что и подумать. А потом пришла страшная весть…».

Жертв авиакатастрофы в Лесном хоронили торжественно. В аэроклубе прошел митинг, где в числе прочих выступал командующий округом В.М. Гиттис. Траурные сообщения обошли все ленинградские газеты. Местом погребения летчиков стала Коммунистическая площадка в Александро-Невской лавре.

По воспоминаниям дочери Конева-Жукова, «жена Павла Федоровича очень горевала, несколько месяцев изо дня в день ходила в Лавру – на могилу мужа. Тяжело болела. Потом, правда, пришла в себя и даже вышла замуж вторично – и в том браке родилась у нее знаменитая дочь, балерина Нинель Кургапкина…».

Впрочем, вернемся к лесновскому быту. В 1930-х годах в Лесном стала кое-где появляться городская застройка, возникали «стандартные дома» – двухэтажные щитовые бараки. Однако типичными для Лесного оставались двухэтажные деревянные дома с резными наличниками, балконами и верандами, часто с выходом в сад.

«Несколько ступеней из садика, до половины стеклянная дверь и посетитель оказывался на веранде, – описывает старые лесновские дома Г.Н. Есиновская. – Оттуда еще одна стеклянная дверь – и он уже в комнатах. Эту дверь закрывали на задвижку обычно только ночью. Встречались и открытые балконы на первом этаже… Теперь это даже трудно себе представить. Воровства в наших краях не было, никто квартир не грабил. Да и условий таких не было – все друг друга знали, и если бы кто-нибудь чужой начал что-либо выносить из квартиры, все бы соседи сбежались и поймали вора».