Сергей Глезеров - Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная…

Дыханием войны в Лесном, как, впрочем, и во всем Ленинграде, повеяло в конце 1939 года, когда по Старо-Парголовскому проспекту проходили войска в направлении Карельского перешейка – на советско-финскую войну, короткую и необычайно жестокую, справедливо названную Александром Твардовским «незнаменитой». На 105 дней войны Ленинград стал военным, прифронтовым городом. Привычная мирная жизнь нарушилась. Горожанам пришлось столкнуться со многими трудностями. Главное, что сразу же ощутили жители города, – начались перебои с продовольствием. Резко подскочили цены, появились очереди за продуктами, стал ощущаться недостаток то в одном, то в другом.

Одним из знаков военного времени стал введенный в Ленинграде режим светомаскировки – полного затемнения в темное время суток. Многие жители обзавелись маленькими фонариками. Темнотой в городе сразу же воспользовался криминальный мир и хулиганы, вечером выходить на улицы стало страшно и опасно.

В Лесном часто слышалась стрельба из дальнобойных орудий. Жители жадно ловили любые сообщения с фронта, на улицах возле репродукторов, во время последних известий, выстраивались толпы народа. По утрам моментально раскупались газеты. Когда война закончилась, в Ленинграде вздохнули с облегчением. Как оказалось, ненадолго…

Тяжелым испытанием стала для лесновцев ленинградская блокада. Жители Лесного в полной мере разделили судьбу блокадного города. Район подвергался жестоким обстрелам и бомбежкам, особенно парк Лесотехнической академии. По некоторым данным, под зданием академии будто бы находился военный бункер, в котором размещался запасной штаб Ленинградского военного округа.

Уникальные и нигде еще не опубликованные дневниковые воспоминания о блокадных днях в Лесном оставила Галина Карловна Зимницкая, прожившая всю блокаду в доме напротив железнодорожной станции «Ланская».

«Сегодня была ужасная бомбежка! – записала она 19 сентября 1941 года. – Был ясный солнечный день, прозрачный и теплый. Я видела, как из трамваев, остановившихся по тревоге, выходили люди и скрывались в Лесотехническом парке. Вскоре улица опустела. И тут началось… Вскоре стало известно, что много бомб попало в парк, где укрывались люди. В окно было видно, как подъезжали одна за другой „Скорые помощи“ и увозили раненых. Еще подъезжали грузовики, в них складывали убитых… Удивительно, что почти все бомбы были сброшены в парк».

О бомбежках в Лесном вспоминает Татьяна Александровна Попкова, жившая на Английском проспекте (ныне проспект Пархоменко). В феврале 1941 года ей исполнилось семь лет. «Жили мы на верхнем этаже бывшей конюшни, превращенной в коммуналки с печным отоплением, – вспоминает она. – Мама отдала нас в детсад, который находился в красивом одноэтажном доме на Английском проспекте. Здесь во дворе оборудовали землянку. При объявлении тревоги нас быстро одевали и группами заводили в окоп…»

Правда, по воспоминаниям лесновских старожилов, хотя тревоги объявлялись и часто, непосредственно в Лесной бомб попало не очень много. Одна из них угодила в правое деревянное крыло здания бывшего Коммерческого училища на Институтском проспекте. Возник пожар, правая часть здания сгорела, и после войны его не стали восстанавливать. Так и простояло здание бывшего Коммерческого училища до самого сноса в 1960-х годах – центральная каменная часть и левое деревянное крыло (после войны там находился детский дом). Еще одна бомба попала в деревянный дом за «Молокосоюзом» – там долго потом оставалась огромная воронка…

Однако самым страшным, как и во всем городе, являлся голод. По воспоминаниям Г.Н. Есиновской, у магазина «Молокосоюза», что находился на «пятачке» на месте нынешней площади Мужества, в первую блокадную зиму днем и ночью выстраивались огромные очереди в надежде отоварить карточки. «Никогда не было известно заранее, привезут ли что-нибудь в магазин и когда привезут, а очереди стояли и стояли. Когда начинались тревога и обстрелы, очередь разгоняли, но потом она собиралась снова. Было безумно холодно, в декабре и январе морозы доходили до 30–35 градусов, мы стояли в валенках, закутанные в шали и одеяла… Часто уходили ни с чем и снова шли в очередь».

Людмила Георгиевна Бородулина ребенком всю блокаду прожила в Лесном, она вспоминает, как выстаивала очередь за хлебом в «зеленой булочной» – так жители называли ларек зеленого цвета, стоявший с довоенных времен на Болотной улице, на участке № 1 (на этом месте теперь автошкола). «За крошечной нормой блокадного хлеба приходилось вставать в очередь почти с ночи, чтобы досталось хлеба, – вспоминает она. – В эту очередь бабушка отправляла меня».

А вот еще одна страшная картинка первой блокадной зимы – из дневника Галины Карловны Зимницкой: «26 декабря 1941 года…По дороге домой мы видели на снегу мертвую молодую женщину. Она лежала на проезжей части Лесного проспекта, видимо, упала с воза, когда сани с покойниками накренились на ухабе. Сначала нам показалось, что это лежит манекен из разбитой витрины магазина – так красива была эта женщина. На ней было темное легкое платье с глубоким вырезом. Красивые смуглые руки были сложены на груди, как у певицы. Великолепные темные волосы разметались по грязному снегу. Удивляло ее прелестное, не исхудавшее, чуть скуластое лицо с густыми ресницами. Мы с мамой стояли и смотрели с большой жалостью на эту погибшую красоту, а мимо шли люди, и никто не останавливался…».

«Рядом с нашими дачами было много дощатых бараков – общежитий, где жили студенты Лесотехнической академии, – на месте дома № 31 по проспекту Пархоменко и дальше, до самого пруда, – вспоминает Людмила Георгиевна Бородулина. – Начавшийся голод студенты почувствовали раньше всех, им было особенно трудно. Умирали они от голода уже в самом начале блокады. Умерших складывали штабелями у забора. Не раз наблюдала я такую картину: подъезжает грузовик, его загружают трупами, при движении машины руки, ноги раскачиваются… Бабушка сердилась, бранила меня за то, что смотрю на это».

И еще строки – из блокадных воспоминаний Татьяны Александровны Попковой, жившей на Английском проспекте: «Зима 1942-го. Силы уходили. Стали умирать соседи по коммуналке. Их трупы зашивали в простыни и спускали по лестнице. До весны они лежали в сарае, потом их увезли».

…С отоплением в Лесном было чуточку легче, чем в городе: почти у всех оставались запасы дров в сараях, и жители могли натопить хотя бы одну комнату в квартире. Но и этих дров не хватило, и в первую блокадную зиму пришлось разобрать на дрова многие деревянные дома в Лесном. После них оставались разоренные пустыри.

«Очень трудно было весной 1942 года, когда у людей совсем не было сил, – вспоминает Людмила Георгиевна Бородулина. – На своих огородах у дома жители не копали, а ковыряли землю лопатой, сидя на скамеечках. Из центральных районов в Лесной тащились обессиленные люди за травой, за почками деревьев – все шло в пищу. Порой собирали не то, что нужно, были отравления. Да и сил многим не хватало на обратный путь. Местным жителям было, конечно, полегче: свои садики, огороды, знают каждую травинку, какую можно использовать. Да и страшных обстрелов в нашей стороне было меньше».