Т. Акимова - Музей Клюни Париж

Фрагмент витражного окна с изображением четырех куропаток, настоящий шедевр анималистического искусства поздней готики, происходит из Нормандии, о его принадлежности к какому-либо циклу нет никаких сведений. Неизвестно даже, что украшало это горизонтальное панно — церковь или светский интерьер. Замечательная по колориту, линейному ритму и реалистической верности рисунка натурная зарисовка могла быть частью композиции «Времена года» или светской охотничьей сцены. Но все же большинство исследователей склоняются к тому, что витраж в начале XVI века украшал какое-то культовое здание: дворцовую часовню или храм и, соответственно, имел назидательное толкование в духе средневековых бестиариев. Куропатки, довольно часто упоминаемые христианскими авторами, из-за приписываемой им привычки красть яйца из чужих гнезд считались символом обмана и воровства, а в более общем смысле — всякой лжи и дьявола. Подобное негативного толкование содержится в творениях Блаженного Иеронима: «Куропатка садится на яйца, которых не несла; таков приобретающий богатство неправдою: он оставит его на половине дней своих, и глупцом останется при конце своем». По словам святого Амвросия Медиоланского, «куропатка, от римлян получившая свое имя „perdendo“, а в просторечии именуемая „kore“ (кричать, вопить), есть Сатана, искушающий толпы своим гласом» (Керл-46).

Музей Клюни обладает самой крупной коллекцией средневековых художественных тканей: росписей по шелку, вышивок и, конечно же, шпалер — тканых ковров XIV–XVI веков. Собрание настолько обширно, что для его размещения в старинном здании постоянно не хватает площадей. Но из всей этой роскоши и богатства самым чудесным, таинственным и прославленным остается великолепный по стилю и совершенно уникальный по содержанию цикл, в XIX столетии условно названный «Дама с единорогом». Выдающийся поэт и эссеист Р. М. Рильке так отозвался о нем в своих воспоминаниях:

Изысканные, завораживающие поэтической красотой загадочных образов шпалеры поразили в свое время и известную французскую писательницу Жорж Санд, которая в 1841 случайно увидела их в рабочем кабинете субпрефекта, располагавшемся в замке Буссак (историческая провинция Лимузен, департамент Крез). Нижняя часть драгоценных гобеленов была испорчена веками царившей в помещении сыростью. Позже все поврежденные фрагменты восстановили, уже в отреставрированном виде (по настоянию другого талантливого французского литератора — Проспера Мериме) шпалеры были выкуплены государством и в 1882 переданы на хранение в Национальный музей Средневековья (Клюни), где сейчас экспонируются в отдельном, удобно оборудованном для кругового обзора зале.

Имя мастера, создавшего серию «Дама с единорогом», неизвестно. Редкое техническое мастерство, восхитительная цветовая гамма, неповторимая грация и семантическая глубина образов свидетельствуют о том, что она могла быть сотворена только великим художником. В XIX веке ковры считались произведениями французского гения, исполненными между 1482 и 1488 по заказу Гияса ад-Дина Джема (1459–1495), младшего сына турецкого султана Мехмеда II (в Европе его называли Зизимом), который, находясь в почетном плену у магистра мальтийского ордена Пьера д'Обюссона, проживал недалеко от Буассака — в замке Бурганеф.

В эпоху романтизма возникла легенда о том, что шпалеры выполнены в качестве свадебного подарка для Елены-Филиппы де Сасенаж, в которую молодой османский принц, утонченный и блестяще образованный поэт, известный красавец и дамский угодник, был влюблен. В сложной символике «Дамы с единорогом» присутствует ряд восточных элементов, тонко и деликатно сочетающихся с традиционными западноевропейскими аллегориями. И хотя их конкретная любовная подоплека представляется многим серьезным исследователям весьма сомнительной, само участие Гияс ад-Дина Джема (хорошо знакомого с французской куртуазной культурой) в разработке программы декорации шпалер вполне вероятно. Известно, что шахзаде Зизим увлекался алхимией и тайными науками. Поэтому существует достаточно правдоподобная версия, что цикл чудесных ковров стал выражением его мечты о мистическом единении разрозненных элементов мироздания (Востока и Запада, Солнца и Луны, Золота и Серебра, мужского и женского начал), а также воплощением идеи восхождения души от материального мира к духовному.

Для столь глубокого и многогранного замысла была использована популярная в Западной Европе XIV–XV веков аллегория пяти чувств: осязания, вкуса, обоняния, зрения и слуха, каждому из которых отведена своя роль в процессе преобразования высшей сущности человека и посвящена отдельная композиция. Шестая шпалера, условно названная «A mon seule desir» («Согласно только моему желанию») по вытканному на ней девизу, при данной интерпретации могла означать достижение желаемой цели.