С. Хромченко - Художественный музей Адати Япония

Если в поэзии, например в творчестве Мацуо Басё, эта птица связана с зимой или осенью, одиночеством или старостью, то XX век сообщил образу ворона новые оттенки смысла.

Композиции Токуоки Синсэна незамысловаты. Он изображал в своих работах один-два цветка, избегая ярких красок, четких контуров, прописанных деталей. Следуя принципам ваби-саби, красоты неброской, ускользающей, быстротечной, а потому неизбежно несущей оттенок грусти, художник акцентировал внимание на неповторимости каждого цветка, добавляя, словно для контраста, другой. Он мог бы повторить вслед за мастером чайной церемонии: «Один цветок лучше, чем сто, дает почувствовать цветочность цветка».

Сложное понятие «ваби-саби» трудно перевести на язык другой культуры. «Ваби» акцентирует простой, строгий тип красоты и созерцательное, безмятежное, отвлеченное восприятие действительности. «Саби» ассоциировалось с красотой безмолвия и старости, и сегодня слова, связанные с «саби», используются больше, чтобы передать чувство одиночества и красоты древности, в то же время это слово имеет подтекст: «покорность, скромность, нечто, сделанное со вкусом». Постепенно эти понятия перешли в категорию эстетическую. Средневековые мастера чайной церемонии учили, что чувство прекрасного не должно поддаваться четким определениям; они делали акцент на пустоте, отсутствии украшений и строгой простоте чайной церемонии, в которой особое значение придавалось наличию ваби-саби как идеальной формы красоты, рождающейся в душе.

Очарование молодой девушки переданы художником лаконично и продуманно, но в соответствии с традициями изображения красавиц, хотя и в значительной мере переосмысленными мастером. Травянисто-зеленый цвет кимоно с белыми цветами хорошо подчеркивает обаяние героини. Белый платок в руке придает ей еще больше свежести. Мягкий серовато-зеленый фон без лишних деталей углубляет состояние покоя, позволяя сосредоточиться на внутреннем состоянии модели.

Перед зрителем — образец зрелого стиля Симэя, когда он начал рисовать портреты современных красавиц — женщин, живших по соседству, в его районе.

Терасима Симэй изучал рисунок, каллиграфию, поэзию и литературу с детства. Изображения красавиц стали одной из его любимых тем, особенно в середине 1960-х. Мастер нарисовал десятки портретов майко — учениц гейш. Данная работа — прекрасный пример его стиля. Майко представлена во всей прелести юной, еще естественной красоты, но уже постигающей искусство быть истинной красавицей, «человеком искусства». Именно так переводится это японское понятие, характеризующее женщину, в высокой степени владеющую музыкой, танцами, грацией, искусством беседы, чайной церемонии и умением радовать взор своим обликом, регламентированным давними традициями.

Согласно представлениям традиционной японской религии Синто, все явления и объекты природы одушевлены и обожествлены. В каждом живет свой дух, божество — ками. Это относится и к горам, и к источникам, и к камням, к животным, и к птицам. Природные образы по сей день играют большую роль в японских литературе и мировосприятии, но используются в качестве символов для передачи определенных чувств, мыслей, настроений.

Олени в синтоизме считаются посланниками богов и являются священными животными. Они были связаны с культом плодородия, о чем свидетельствует миф о богине Тамацухимэ, которая распорола брюхо оленю и на его крови посеяла рис, давший ростки на следующее же утро. В поэзии это животное устойчиво ассоциируется с осенью, когда мягкие, бархатные рога самцов — панты — костенеют. Олени вступают в поединки за право стать вожаком стада, громким криком вызывая достойных соперников на турнир. С приходом сумерек, когда природа затихает, эти трубные крики слышны то тут, то там, равно как и скрежет рогов дерущихся в жестокой схватке животных. Зная это, понимаешь смысл хайку поэта Бусона:

или стихов другого автора, Сарумару Даю:

Удостоенный многих наград за свои произведения, Гото Сумио — сын главного священника буддийского храма в Чиба — начал рисовать с самого раннего возраста. Его выразительные, масштабные композиции, посвященные временам года, находящиеся в персональном музее художника на острове Хоккайдо, пронизаны не просто любовью к природе, а особой религиозной торжественностью.

Эта пышная, эффектная весенняя композиция восхищает своей необычностью, почти сказочностью, возникающей от сочетания золотого фона с ночным синим и бархатистым черным. Пространство словно построено из отдельных планов, наслаивающихся друг на друга, подобно театральным кулисам, но каждая деталь, каждый элемент пейзажа — горы, вода ручья, камни, деревья — при всей цветовой условности поразительно достоверны. Хотя художник создает композицию из четырех частей, он мыслит ее как европейскую картину, имеющую постоянное место на стене, а не как ширму, которую можно перемещать в интерьере, создавая торжественные акценты или выделяя камерные пространства.

Некоторые свои произведения, выполненные в более традиционной форме раздвижных дверей — фусума, он пожертвовал японским храмам.

Кажется, к образу цветущей сливы, к которому художники обращались не одно столетие и чье воплощение зритель уже неоднократно видел даже на страницах этого альбома, трудно что-нибудь добавить и найти какие-то новые варианты данной темы. Однако Маэхара Мицуо нашел, не придумал, а именно увидел в горах, в префектуре Сидзуоки, маленькое отважное деревце, раздвинувшее сухую спутанную траву. Мастер, по его словам, остро ощутил живучесть белых цветков сливы, пережившей суровую зиму в горах, цветущей несмотря ни на что, и в своей работе честно и любовно запечатлел этот увиденный в действительности, неизменно волнующий момент — ослепительное чудо пробуждающейся природы.