Болеслав Пукинский - Санкт-Петербург

Спустя год, 24 сентября 1873 года, выстрел в полдень произвела уже пушка с Нарышкина бастиона Петропавловской крепости. С 1888 года электрозапал пушки воспламенялся электрическим током, который автоматически включался часами, установленными в квартире коменданта крепости. Эти часы были связаны специальным кабелем с Центральной телеграфной станцией. Местные жители, не имевшие часов, обычно ориентировались по солнцу. Звук же пушечного выстрела помогал им узнать о наступлении полудня.

Сигнальная пушка возвещала о наступлении полудня до 1 июня 1934 года. Затем более двух десятилетий Петропавловская крепость молчала. При подготовке к празднованию 250-летия города было решено возродить «полуденные выстрелы». Для этой цели на бастионе Нарышкина установили две 152-миллиметровые гаубицы. Это были орудия — ветераны Великой Отечественной войны. 23 июня 1957 года по сигналу службы точного времени ровно в 12 часов вновь прогремел выстрел. Сегодня выстрелы с Петропавловской крепости, уже ставшие традицией, не только извещают о наступлении полудня. Они воспринимаются как своеобразный салют городу-герою.

32-метровые Ростральные колонны, органично вошедшие в ансамбль Стрелки Васильевского острова, были сооружены в 1810 году по проекту архитектора Тома де Томона. Они напоминают о существовавшем в Древнем Риме обычае: в честь морских побед возводить триумфальные колонны, украшенные носами захваченных вражеских кораблей. Ростр — носовая часть корабля, отсюда и название колонн — Ростральные. Кроме своей градостроительной функции, эти колонны выполняли еще одну: служили маяками для кораблей, прибывающих в Петербургский порт, который длительное время находился у Стрелки.

У основания колонн находятся аллегорические фигуры, олицетворяющие четыре реки — Волхов, Неву, Днепр и Волгу. Колонны имеют внутри винтовые лестницы, ведущие на верхние площадки, где помещаются треножники-жаровни, предназначенные для сигнальных огней. Вначале в жаровнях пробовали жечь конопляное масло, но раскаленные брызги падали вниз на головы прохожих. По воспоминаниям современников, последний раз огонь над колоннами зажигали в 1868 году. В 1896 году к светильникам подвели электрические лампы, но «по причине великого расхода» и этот способ освещения был отвергнут.

Весной 1957 года к жаровням подвели газ и установили мощные горелки. А 23 июня того же года, в день, когда отмечалось 250-летие города, на глазах тысячной толпы, собравшейся на берегах Невы, Ростральные колонны впервые за 60 лет ожили. Над ними запылали 7-метровые огненные факелы. С тех пор по праздничным дням над колоннами вспыхивает пламя. Ростральные колонны стали своеобразным символом города, рожденного у моря.

Ростральная колонна

В журнале «Сын отечества» за 1831 год появилась заметка А. Оленина, в которой было написано следующее:

«В октябре и ноябре прошлого 1830 года, смотря из моих окон на С.-Петербургскую крепость и на шпиц Петропавловского собора, как я, так и мои домашние и некоторые из наших знакомых всякий почти день любовались (но с крайним опасением и страхом) неимоверною смелостью русского кровельщика…»

Автор заметки, чтобы увековечить подвиг этого талантливого человека, отыскал его, и после беседы с ним в журнале появилось описание: «Ярославской губернии, казенный крестьянин кровельного цеха мастер Петр Телушкин, узнав, что предпринимается необходимая починка… на колокольном шпице Петропавловского собора… явился с письменною просьбою, в которой объяснил, что он все исправления в кресте и ангеле берется произвести без всяких лесов, с тем только условием, чтоб ему заплачены были материалы, нужные для сих починок, за труды свои он ничего не назначал, предоставляя высшему начальству наградить его по благоусмотрению. Выгодные сии предложения были приняты, и Телушкин, как бедный мастеровой, не имев залогов, заложил, так сказать, жизнь свою в обеспечение принятого им на себя дела».

Хотя Телушкин был небольшого роста, он отличался большой физической силой. Он свободно поднимал груз до 12–13 пудов. Восхождение на вершину шпиля собора потребовало от кровельщика исключительного физического напряжения, смекалки и храбрости. Закрепив один конец веревки внутри шпиля, а другим опоясав себя, Телушкин выбрался из люка наружу. Далее кровельщик воспользовался тем, что медные золоченые листы, которыми обшит шпиль, в вертикальных спаях образуют загнутые ребром выступы — фальцы. Цепляясь руками за фальцы, служившие ему и для упора ног, он двигался к следующему выступу, поднимаясь по спирали вверх. От напряжения из-под ногтей у него выступала кровь.

Телушкин умело воспользовался и обнаруженными им выше на шпиле железными крюками, укрепленными через 3 метра один от другого. Закидывая веревочную петлю на очередной крюк, он поднимался все выше и вскоре достиг шара. Теперь предстояла наиболее трудная задача — взобраться на шар, который имеет в диаметре 1,6 метра. Но и здесь Телушкин нашел решение. Он привязал себя к шпилю под самым шаром и, откинувшись назад, после нескольких попыток сумел забросить веревку так, что она обвила крест у самого его основания. Затем с помощью этой веревки ему удалось подняться на вершину шара, увенчанного крестом высотой более 6 метров.

Сотни людей, вооружившихся подзорными трубами, стояли на набережной Невы и смотрели на смельчака, взобравшегося на шар. На третий день Телушкин с помощью специально сделанной веревочной лесенки в 26 сажен длины, привязанной одним концом к кресту, а другим — к слуховым окнам, уже свободно взбирался на «яблоко». Восхождения на вершину шпиля продолжались в течение шести недель, пока не были окончены все ремонтные работы. Автор очерка о Телушкине А. Оленин свое описание закончил так:

«Может быть, иной скажет: „Все это прекрасно, да надобно еще посмотреть, хорошо ли Телушкин исправил все повреждения?“ — Дело: для чего нет! — Он всегда готов свою работу показать тому, кто согласится влезть на яблоко у шпица по веревочной его лесенке, за неимением другого удобнейшего хода…»

За свой подвиг Петр Телушкин получил 5000 рублей ассигнациями и был награжден медалью на анненской ленте.

Сказочный Ледяной дом был построен в лютую зиму 1739/40 года на льду Невы, между Адмиралтейством и Зимним дворцом. Императрица Анна Иоанновна приказала возвести его к шутовской свадьбе своего шута князя Михаила Голицына-Квасника и калмычки Авдотьи Бужениновой.