Андрей Балдин - Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю

Целый месяц не прекращалось веселье, и празднующий вместе с горожанами Барбаро начинал уже думать, что так будет всегда и впредь. Но вдруг в одно ужасное утро все переменилось: хозяева чуть свет сходили в церковь и вернулись, точно одетые льдом, сразу отдалившиеся от него на тысячу миль. Вдобавок непредсказуемая природа (тут бедный южанин невольно делает акцент) разразилась мгновенным снежным залпом. Земля вместе с оледенелыми москвичами сама покрылась непроницаемым белым покровом. Нечему удивляться –это и был Покров.

1 октября (14 по новому стилю) . Сошлись два смысла в одно само себя замыкающее уравнение: свет плюс снег –и праздничный месяц сентябрь прекратился.

Началась зима.

Позже, в январе Барбаро ( варвару , так звали его хозяева, и были правы –что это такое, не знать про Покров?) явилось зрелище торговли мясом на Москва-реке. Целые стада мороженых туш выстраивались на льду Москвы-реки, окаменелые настолько, что твердо стояли на собственных ногах. Наблюдение за шествием мороженого неживого подвигло венецианца на выводы, согласно которым вся здешняя жизнь одновременно есть движение и покой, «каковые присущи стянутой льдом реке, сохраняющей невидимые глазу формы деятельности где-то в неразличимой глубине». Московия представилась гостю замкнутой, убранной под неподступный покров страною, коей многие проявления виделись существующими разом зимою и летом, на солнце и во льду – живонеживыми.

Указанные самостоящие туши (точнее, их краснобокие половинки: целые туши коров были поделены по оси) назывались стяги. На снегу торчали и алели красные стяги.

Пахло кровью. Шел пятнадцатый век.

Покров оставался непроницаем для европейцев потому уже, что был праздником по преимуществу восточным, византийским, цареградским. Отмечание его было установлено в честь знаменитого события, произошедшего в 910 году во Влахернском храме в Константинополе. Здесь в ночь на первое октября юродивому Андрею и его ученику Епифанию явилась Богородица. Подняв над молящимися белое покрывало, она вознесла Богу молитву о спасении мира. Ввиду перманентной угрозы от восточных соседей, персов, а затем мусульман, знамение было расценено потомками как особое покровительство небес в вопросах обороны, укрытия, защиты.

Впоследствии наиболее истовыми празднователями Покрова были обороняющие Россию южные казаки, у которых икона с изображением акта Божия укрытия (Покрова) по сей день считается особо почитаемой.

Иногда Покров в самом деле совпадает в Москве с первым снегопадом; московит видел в этом некий важный закон, правило и приказ. Лето окончено. Человек, собирая в в памяти прошедший год –в одно целое, в точку, –сам под первым снегом как будто собирался, остывал и каменел; и затем безбоязненно принимал зиму.

Первый снег исчезал по окончании праздничного дня, оставляя по себе похмелие природы, грязь и тоску. Но знак его становился оттого еще более чист, несмываем в памяти. Сама природа-матушка рисовала в календаре в этот день большую белую отметину. Сие средоточие белого помогало обитателям охлажденной северной столицы (не путать с Питером, коего во времена Барбаро не было и в помине) в сохранении личного тепла, или –в защите потаенной свободы.

Покров –праздник пряток.

Мы даже когда крестимся, прячемся. В самом деле –это особенно заметно в сравнении с теми же барбароподобными католиками –крестясь, замыкая общее движение жестом от правого плеча к левому, мы словно задергиваемся прозрачной, но притом непроницаемой шторкой. Европейцы, напротив, осеняя себя крестом, как будто открываются в последнем, обнажающем грудь жесте. В нашем укрывающем движении ощущаются сосредоточенность и замирание и определенное желание защитить, спрятать, оставить в сокровении и тайне внутренний, нетварный свет. Самый этот жест есть «покров», отделяющий внешнюю жизнь от неприкосновенного внутри. Всякий этот жест есть готовность к рядом стоящей зиме. В Москве всегда стоит зима. В Москве каждый день совершается праздник. Граница между ними прозрачна, как снежная кисея.

Еще внимательней я стал приглядываться к празднику Покрова, когда прочитал об одной московской традиции сталинских времен. В день падения первого снега горожане, не имея возможности пойти по-человечески в церковь, отмечали событие тайно, молясь, точно на икону, — на снег, вспоминая далеких друзей, посылая друг другу по белой почте-почве молчаливый привет.

Горизонт замыкали башни высоток, колпаки разряженных порнофруктами терракотовых домов.

Нынешние московские небоскребы ни в какое сравнение не идут с этими старыми монстрами; сегодня строят пустышки, подставки для карандашей –все это изображения, не имеющие внутри себя запеченного в глину человека.

Они не есть Покров.

Тогда на Покров, под первым снегом, сообщающем Москве о вечности (почему? потому именно, что приход его мгновенен) высотки на один день становились храмами.

Они играли в церкви, точнее, в башни Кремля, но того, прежнего Кремля, в котором действовали церкви. Высотки возвращали Москву в Москву. Под первым снегом камень оживал: дома могли молиться.

В этот переломный, меняющий природу времени октябрьский день люди и башни сигналили друг другу, адресуя всяк из-под своего покрова тишайшее послание посредством нежданно явившегося в почтовой белизне эфира: настолько чист, внезапен и недолог был каждый раз этот снег, свет удвоенного, большего мира. Позже в диалог времен вступили космические аппараты, ракеты, которые, пусть внешне, но, поставленные вертикально, напоминали башни; к тому же первые полеты в космос (туда, в эфир) были поводами к праздникам. Я помню эти дни: Москва безбоязненно глотала космос, его п ереполненную пустоту.

Покров означает готовность к зиме. Ко льду, к приходу вакуума, перманентной внешней несвободе. Покров показывает пример мобилизации природы для совершения на первый взгляд лишнего, нелепого жеста. Повторяя этот жест, крестясь на снег, тихий московский человек чертил границу, раздвигая в охлажденной, подступившей вплотную государевой тверди — коридор, чулан, пещеру. (Кухню, купол под одеялом, ребристый свод во рту.) Урок Покрова в том, что день может быть удвоен. Также и праздный человек «удвоен» — разъят, разрезан на красные стяги, и одновременно спрятан, сокрыт, цел и свободен.

На Покров начинается «нулевой» сезон Москвы.

Казанский спуск начнется завтра; сегодня на мгновение столица зависает над пропастью будущего времени. Город заполняют предметы поздней осени: застегнутые на все пуговицы дома, соборы, фигуры горожан.