Роберт Пири - По большому льду. Северный полюс

В тот же день еще засветло мы достигли третьего лагеря капитана. Из-за ветра весь день мы старались держаться плотной группой. Облака тумана над водой, обступившие нас с разных сторон свидетельствовали о том, что вокруг много открытых полыней. К счастью, ни одна из них не легла у нас на пути, и нам удалось пройти столько же, как и накануне.

Во время этого марша мы могли наблюдать над вершинами еще видимых на южной стороне высоких гор, узкую, как лезвие, сияющую полоску желтого света, которая прошла полпути до зенита – иными словами, после пяти месяцев разлуки мы снова увидели солнце, скользнувшее вдоль южного горизонта. Еще день или два – и оно осветит нас прямыми лучами. Чувство, которое испытывает исследователь Арктики, когда после долгой тьмы возвращается солнце, невозможно описать словами тому, кто привык видеть солнце каждое утро.

На следующий день, 4-го марта, погода изменилась: небо затянули облака, ветер ночью повернул и дул теперь с запада, порывами неся легкий снег, а термометр показывал всего 9° ниже нуля. Такая температура после привычных минус пятидесяти, казалась просто жаркой. Открытой воды стало еще больше, и тяжелые черные облака недвусмысленно предупреждали нас об этом. Милях в двух к востоку от нас, уходя далеко на север, протянулась полынья, практически параллельная курсу нашего движения, и именно поэтому она не вызывала у нас никаких опасений. А вот широкая зловещая полоса черноты, протянувшаяся с востока на запад и пересекавшая наш путь милях в 10–15 к северу, весьма серьезно нас беспокоила. Пока льда в разных направлениях было более чем достаточно, но резкая оттепель и снегопад, принесенные западным ветром, сулили нам встречу с большими пространствами открытой воды.

Перспектива была не из приятных, зато поверхность льда оказалась довольно гладкой – хоть какая-то компенсация за мрачный прогноз. По мере продвижения я с удивлением отмечал, что ни одна полынья пока не пересекла след Бартлетта, что позволило нам довольно далеко продвинуться вперед. Хотя этот переход был гораздо длиннее предыдущего, мы смогли вовремя добрались до иглу Бартлетта.

Здесь я нашел записку от капитана, очевидно отправленную с эскимосом, в которой он сообщал, что расположился лагерем примерно в миле на север, остановленный открытой водой. Теперь стало понятно, что за зловещая черная полоса зияла на северном горизонте, привлекая к себе мое внимание в течение многих часов. Она все увеличивалась по мере нашего приближения и теперь почти нависала прямо перед нами.

Мы тронулись в путь и скоро достигли лагеря капитана. Там я застал неприветливую картину, какая была слишком хорошо знакома мне по прежней экспедиции 1905–1906 годов: белый бескрайний лед, прорезанный рекой чернильно-черной воды, над которой мрачным покровом нависают облака пара, временами под действием ветра опускаясь и затемняя противоположный берег этого зловещего Стикса.

Полынья открылась среди тяжелых ледяных полей. Если учесть, что их толщина достигает иногда сотен футов, а вес вообще трудновообразимой величины, то сила, которая смогла образовать среди льдов такую реку, сравнима с силами, возводившими горы и раздвигавшими сушу, образуя проливы.

Бартлетт рассказал мне, что минувшей ночью в лагере, что находится в миле к югу, там, где я нашел его записку, его разбудил шум, сопровождавший открытие этой огромной полыньи. Теперь полоса открытой воды достигала четверти мили в ширину и простиралась и на восток и на запад до самого края горизонта, если смотреть на нее с вершины самой высокой ледяной горы в окрестностях лагеря.

Милях в двух – трех восточнее, если ориентироваться по висящему над водой туману, полынья, тянувшаяся с севера на юг параллельно нашему курсу в течение двух последних дней, пересекается с полыньей, которая заставила нас остановиться.

Эта полынья, хоть и проходила гораздо южнее той, что мы встретили севернее мыса Хекла в 1906 году и назвали «Великой полыньей», больно уж походила на ту огромную реку, которую по пути на север мы называли Гудзоном, а на обратном пути, когда казалось, что эти черные воды навсегда отрезали нас от суши, дали ей новое имя и стали величать Стиксом. Сходство с той полыньей было настолько поразительным, что даже эскимосы, которые были со мной в экспедиции три года назад, заметили это.

Я с радостью отметил, что в окрестностях полыньи не наблюдается боковых подвижек льда: берега полыньи не смещаются ни на запад, ни на восток. Полынья была просто участком открытой воды во льду, образовавшимся под действием ветра и сизигийных приливов, сила которых возрастала ближе к полнолунию, 6-го числа.

Капитан Бартлетт, как всегда предусмотрительный, ко времени моего прибытия построил для меня иглу по соседству с собой. Пока остальные три партии занимались строительством жилищ, капитан измерил глубину океана; у кромки воды она составляла 110 морских саженей. В тот момент мы находились в 45 милях к северу от мыса Колумбия.

На следующий день, 5-го марта, была прекрасная ясная погода, дул легкий западный бриз, а температура опустилась до 20° ниже нуля. Около полудня огромный желтый шар солнца прокатился по линии южного горизонта. Наша радость при виде его была столь велика, что на время заставила нас позабыть о раздражении вынужденной задержкой из-за всё расширяющейся полыньи. Если бы 4-го числа не было облачно, мы бы увидели солнце на день раньше.

За ночь полынья немного сузилась, постепенно обрастая по краям молодым льдом, затем под напором приливной волны раскрылась еще больше, чем прежде, оставляя перед нами, несмотря на постоянно образующийся лед, широкую полосу черной воды. Я отправил Макмиллана с тремя собачьими упряжками и тремя эскимосами, забрать груз, который Киута выгрузил на лед, возвращаясь на сушу с Марвином, поручив ему также привезти для Борупа ту часть припасов, которая ранее не поместилась на наши нарты. Кроме того, Макмиллан взял записку для Марвина, которую следовало оставить там, где Киута сбросил груз. В записке Марвину сообщалось, где и почему мы застряли, и предписывалось возвращаться к нам как можно быстрее. Остальная часть партии занималась ремонтом поврежденных нарт и, используя керосинки, сушила одежду.

Весь следующий день мы прождали у полыньи; наступил еще один день, потом еще, и еще… Пять дней в сводящем с ума бездействии – а перед нами все еще простирается широкая полоса черной воды. Погода все эти дни была весьма благоприятна для похода, с температурами от минус 5° до минус 32°. Если бы не ветер в первые три дня после старта, способствовавший образованию непреодолимого препятствия на нашем пути, мы могли бы уже дойти до 85 параллели.