Роберт Пири - По большому льду. Северный полюс

От Атанекердлюка я отправился в Кекертак, оттуда в Ритенбанк, затем снова на неповоротливом парусном вельботе в Годхавн, куда за мной 6 сентября пришел «Орел».

Из Годхавна «Орел» отправился прямо на запад, через залив Баффина, пройдя сквозь участки скоплений обломков «срединного» льда, и бросил якорь вблизи острова Агнесмонумент, к северу от реки Клайд. Низкий берег и лежащие позади него горы были практически полностью укрыты снегом; сплошное ледяное подножие скрывало берег. Новый лед намерзает быстро, и уже утром он оттеснил нас, и «Орел» пошел к северу и бросил якорь в бухте Проворства. Этот известный китобоям, но не нанесенный на карту проход, находится к северу от мыса Каргенхольм, в группе совершенно не исследованных островов и глубоких фьордов. Окрестности гавани, очертания которых проступали сквозь густой снег, и гонимые ветром облака создавали впечатление первозданной природы; в глубине гавани виднелись остроконечные, разбросанные то тут, то там горы.

Черные, вертикальные скалы их вершин резко и очень рельефно выделялись на белом фоне. Девять дней простояли мы здесь, среди практически беспрестанного снежного шторма. Затем 20-го числа на рассвете Джекман направил «Орла» против задувающей с северо-востока метели и пошел назад к фьорду Эглингтон. Земля с подветренной стороны постепенно вышла из облаков, и показался мыс Адер, позади которого к северу был хорошо заметен конический пик. Пики на северо-западе от него также были скорее конической формы. Далее на мрачном заднем плане рельефно вырисовывался пролив Скотта; его вертикальные стены были далеко видны среди гор, уходящих вглубь земли. Если смотреть на остров Скотта у входа в гавань, то он напоминает гигантскую крепость с вертикальными стенами 1500 футов высотой, гладкими и ровными, словно они были выложены каменщиками.

Достигнув Эглинтона, мы направились к бухте Равенскрег, на южной его стороне. Берег здесь представляет собой ровную скалу, без гальки и песка вдоль ее сглаженного волной берега. В гавани уже находились три китобойных судна: «Эскимос», «Деятельный» и «Нева Зембла»; при наступлении ночи свой якорь здесь бросил и «Орел».

Бухта Равенскрег одна из самых удобных на всем этом берегу. Узкий, глубокий проход врезается на несколько миль в землю. На следующий день пришла «Терра Нова»; китобои стояли здесь следующие десять дней, ежедневно посылая шлюпки на поиски китов. Иногда до тридцати шлюпок сновали туда-сюда, и тогда фьорд выглядел очень оживленно. Если ветер был благоприятным, суда сами ходили под парусами (китобои никогда не пользуются винтами, находясь вблизи китов) и плавали возле устья фьорда. Во время вылазок на берег члены экипажей этих кораблей убили до десятка медведей. Однажды шлюпки «Орла» также пришли со шкурами двух медведей, убитых острогами в воде. Экипажи трех лодок боролись вместе, чтобы не позволить одному из этих могучих животных забраться в лодку и отомстить за предательский удар сталью.

В последний день сентября мы отправились к острову Бьют на южной стороне Клайда. Берег от Эглинтона до Клайда похож на длинное глубокое ущелье. В полдень следующего дня мы подошли к Катерхеду (на картах китобойных кораблей он обозначен как мыс Рейпера). Здесь мы увидели корабли, это были «Полынья», «Эскимос» и «Терра Нова», а затем шли вдоль берега от Катерхеда до мыса Катер десять дней. В течение этого времени снег шел почти беспрерывно, и молодой лед образовывался с подветренной стороны выступающих мест или около старого льда, где была тихая вода. Однажды утром барометр быстро упал, а после обеда перестал идти снег, после чего с юго-востока на нас обрушился ужасный шторм.

Абсолютный штиль, спокойное море – и вдруг практически бесшумно появляются высокие тяжелые волны, до этого подымавшие и опускавшие, словно пробки, огромные айсберги. Затем волны бросали огромные куски льда на юго-восточную отмель Катерхеда и разбивали их о скалы, и все это действо сопровождалось грохотом, вздымающейся пеной и раздробленным на мелкие кусочки и разлетающимся во все стороны льдом. На закате ярко-голубые стальные западные горы стояли среди пылающего неба и моря, затем появились бриллиантовые россыпи звезд; Млечный Путь соперничал по яркости с зарей, и бешеный ветер дул сквозь утесы. Нас задел край полярного урагана, несущегося по проливу.

8 октября я в первый раз увидел кита; он был и первым, увиденным с борта «Орла» в это лето. Громадное черное животное играло в небольшой полынье среди паковых льдов вблизи горы; когда кит падал головой вниз, его хвост и без малого половина тела выделялись на фоне гор; в этот момент было видно, что хвост, взбивающий тучи морской пены, находится на уровне грот-реи. Порезвившись несколько минут, кит ушел куда-то на юг. У Катерхеда к нам на борт поднялись несколько туземцев. Одно семейство – вдова, старший и младший сыновья, и дочь с ребенком, – показалось вполне опрятным и смышленым. У старой дамы были татуировки в виде линий, изгибающихся от переносицы вверх над глазами и от ноздрей через щеки к ушам.

У дочери было веселое и даже миловидное лицо, с темно-карими глазами и румянцем на щеках. На ногах у нее были особые длинные сапоги из тюленьей кожи – каммингсы, с громадными карманами с наружной стороны. То, как они выглядели над коленями, напомнило мне шаровары турчанок. Ребенок был полностью, за исключением лица и рук, завернут в пятнистую шкуру, и когда его вытащили для кормления, он был похож на цыпленка, только что вылупившегося из скорлупы. Сыновья были крупными, широколицыми парнями, взгляд которых говорил об их сообразительности.

Утром 10-го числа мы обнаружили, что у всех кораблей по ватерлинии намерз тяжелый пояс льда. В полдень «Орел» снова отправился на юг. В полночь мы вошли в лед к северу от мыса Хупера, и на следующий день я и Джекман застрелили трех медведей. Надо сказать, что такая охота сама по себе не опасна для охотника, однако есть определенный азарт в том, чтобы пробиваться сквозь лед и, догоняя громадную дичь, править китобойным судном, словно крепкой лошадью на охоте. Лед был достаточно плотным, так что «Орел» едва плыл вровень с медведями, судно, содрогаясь от ударов ледяных полей, дрожало, медведи же прыгали с одной льдины на другую, скрывались среди ледяных холмов и бросались в широкие полыньи, так что мы без толку потратили несколько патронов, прежде чем попали в одного из них.

Трудно было сказать, удачен выстрел или нет, так как даже при незначительном ранении животное с ревом хваталось за рану. Один из медведей, получивший, когда он пустился бежать, пулю в заднюю лапу из моего винчестера, схватился за рану, дважды лягнул лапой и задвигался еще быстрее, затем капитан прострелил ему вторую лапу; после этого мы несколько раз промахнулись, и он бросился в воду. В этот момент я пустил ему пулю в голову, зверь зашатался, и когда он пытался выбраться на лед, вторая пуля, попавшая в основание черепа, окончательно свалила его на землю. Это был старый медведь, без единого грамма лишнего жира, с великолепной головой и зубами. Его мощнейшим лапам позавидовал бы любой профессиональный борец.