Степан Макаров - «Ермак» во льдах

Champ служит у Циглера, а Otis – его молодой друг, путешествующий для удовольствия. Champ расспрашивал меня о моих намерениях, и я категорически заявил ему, что я не имею намерения идти к полюсу.

Я полагал, что я делаю любезность Болдвину. Он мог думать, что я пойду к полюсу в это лето, и так как результаты моих плаваний будут ему неизвестны, то это может поселить некоторое сомнение в членах его экспедиции. Их толкает вперед желание быть первыми, и для того чтобы энергия их не ослабевала, надо, чтобы они действительно верили, что до них никто там не был. За мою любезность они отплатили мне совсем иным образом, и, вернувшись осенью в Норвегию после того, что они видели меня у Земли Франца-Иосифа, они [65]пустили в газеты слухи, что я отказался идти к полюсу после того, что случилось [66]с «Ермаком» во льдах этим летом. [67]Plus je connais les hommes plus je m’attache aux chiens [68].

С утра гг. Ровинский, Неупокоев и Вебер отправились на берег, чтобы произвести примерную фотографическую съемку и выработать приемы. Предоставил им полную свободу в действиях. Они занялись делом очень старательно – в час добрый.

С. П. Вуколов сегодня занимался сверкой ареометров. Дело в том, что мои исследования над ареометром выяснили, что погружение термометра изменяет показание ареометра, который от этого поднимается на величину 0,0002.

Когда эти исследования были опубликованы, то профессор О. Крюммель предложил свой ареотермометр. Я тогда же просил его снабдить меня одним из его инструментов, хорошо выверенных. Инструмент был приготовлен, и тщательная выверка его на разных удельных весах заняла у уважаемого профессора немало времени.

Ареометр был послан ко мне в Кронштадт, но на пути он, к моему большому огорчению, разбился. Я сообщил об этом горестном событии уважаемому профессору, и он, отзывчивый ко всем нуждам гидрологии, взял на себя труд выверить еще один ареометр, который был им заказан тому же мастеру и был готов минувшей зимой. Чтобы он не разбился вторично, при железнодорожной пересылке, его на этот раз отправили прямо в Тромсё, передав командиру парохода в руки. На этот раз ареометр пришел благополучно.

Поломка ареометра произошла отчасти по вине почты, а отчасти вследствие того, что самый ареометр Крюммеля представляет инструмент весьма ломкий. Нижняя часть его имеет большую тяжесть, но прикрепляется к телу ареометра узкой шейкой, которая при тряске не выдерживает тяжести. Следовало бы корпус делать из более толстого стекла, и тогда потребовалось бы меньше ртути в нижней части ареометра.

Я решил употребить этот ареометр Крюммеля лишь для сравнения с серией моих ареометров, употреблявшихся в минувшее плавание.

3 июля. По приходе в Тромсё свезли в госпиталь машиниста Лизунова, который заболел во время плавании к Шпицбергену воспалением легких. Сегодня доктор заявил, что Лизунов чувствует себя лучше и просится, чтоб его взяли в море. Доктор надеется, что он у нас окончательно окрепнет, а потому решено завтра перевезти его на «Ермак».

Ознакомился с наличием провизия и решил, что полезно кое-что прикупить на берегу для предполагающихся небольших депо, которые я намерен образовать в некоторых местах. У нас почти нет сухарей и еще кое-чего, что в депо необходимо оставить.

Сегодня получены с почты некоторые фотографические принадлежности и термометры от Рихтера из Берлина, и вообще теперь пришло все, кроме проволоки для змея. Термометры, присланные от Рихтера, составляют принадлежность батометров Петтерссона – Нансена. По этим термометрам можно отсчитывать сотые градуса. Нансен придает этому большое значение, и вообще он думает, что отсутствие точности в наблюдениях заставит в очень непродолжительном времени переделать все глубоководные наблюдения.

Вечером знакомился и практиковался с дальномером Шварца, который основан на принципах горизонтального базиса известной длины.

В 4 часа вечера снялись с якоря и пошли в море.

Заслуживает внимания оригинальная просьба, с которой обратилась к командиру «Ермака» жена шкипера Захариасена, [69]прося передать письмо ее мужу, ушедшему в Ледовитый океан на промысловом судне «Godtfrid» [70].

Тромсё есть место, откуда выходят на промысел в различные части Ледовитого океана, и хотя встреча на таком большом просторе с известным судном маловероятна, тем не менее, за отсутствием более верного почтового отделения, практикуются и такие посылки со случайной оказией.

4 июля. В 4 часа мы подошли к мысу Нордкин. Это самая северная оконечность Европейского континента. Она лежит на несколько миль к востоку от Нордкапа. В 7 1/2 часов сделали станцию. Работа задержалась до 10 1/2 часов. Температура на дне +3,1°, наверху +6,6°. Трал принес: губки, офиуры, ежи, черви, пикногоны, моллюски.

5 июля. Погода по-прежнему тихая. Разбил с Ровинским сеть карты для Новой Земли.

6 июля. В 3 часа утра станция № 41. Богатый улов.

Вечером попал в большое совершенно ровное поле льда толщиной в 2–3 фута.

7 июля. В 1 час 20 минут остановились для отдыха. В 6 часов дали ход и в 11 часов 30 минут вышли на чистую воду.

Надо сказать, что впечатление от скорости хода во льду и на воде различное. Когда вдоль борта проходит лед, то кажется, что судно идет скоро; а когда льда нет и по бокам лишь чистая вода, то ход кажется тише. Новый нос разбивал лед очень хорошо.

8 июля. В 1 час 40 минут вошли в сплошной, но разбитый лед. В 2 часа 40 минут увидели по курсу перед носом трех медведей. Один остановился. Шум ледокола и ломающийся лед не пугают медведей. Медведь смотрел на ледокол, по временам поворачивая голову и оглядываясь на уходивших товарищей. Когда до медведя осталось 100 шагов, наши охотники открыли огонь; громадный медведь пустился бежать со всех ног, но от страшной боли по временам кувыркался через голову. Ему однако, не удалось сделать и 20 шагов, как еще одна пуля прекратила его мучения. Подходя к убитому медведю, ледокол остановили. Решили остаться до утра, чтобы несколько отдохнуть. Вошли в трещину, образовавшуюся в сплошном льду.

По выходе из Тромсё курс был взят на остров Адмиралтейства, и работы начались от самого Норвежского берега.

Баренцево море обследовано, и существуют самые сбивчивые понятия о том, куда направляются струи Гольфстрима. На каждых 50 милях мы останавливались и производили глубоководные исследования.

Наутро [71]мы продолжали плавание уже с меньшим успехом, ибо щель сделалась очень узкой и крайне извилистой. Мы, наконец, оказались в сплошном торосистом льду [72]и дальше двигаться не могли. Так прошло несколько дней, после чего лед, казалось, как будто ослаб. Мы стали вновь продвигаться по направлению к берегу Новой Земли, но работа начала по временам давать самые ничтожные результаты.