Дмитрий Шпаро - Неизвестный Пири

Утешало лишь то, что благодаря качеству и покрою нашей меховой одежды никто из отряда серьезно не пострадал от холода, покуда мы были в палатке. Хотя сам я во время всей этой бури был без спального мешка или какого-либо иного покрывала, а только в походной одежде из оленьего меха, мне было тепло и уютно.

Рано утром в пятницу, 23 марта, ветер начал стихать, а в 7 часов я вышел, и увиденное зрелище повергло меня в уныние. Половина собак крепко вмерзла в снег – некоторые лапами, некоторые хвостами, а некоторые и тем, и тем. Две были мертвы, а все остальные находились в самом плачевном состоянии. В результате безжалостного ветра в их шерсть набилось множество льда и снега. Несколько собак смогли отвязаться и разорвали двойной спальный мешок и большую часть упряжи… Анемометр Болдуина, его барограф и термограф, которые в результате его изобретательности и настойчивости продолжали запись на протяжении всей бури, показали, что в течение 34 часов средняя скорость ветра составляла свыше 48 миль в час, средняя температура была около -50°, а минимальная – ниже -60°… С учетом того, что мы находились на высоте около 5000 футов над уровнем моря… можно считать, что эта буря побила рекорд как самый суровый шторм, когда-либо встававший на пути арктических экспедиций [35] Эндрю Фримен заметил, что Пири без ложной скромности всегда искал возможность назвать себя «первым», приписать себе новые рекорды. В этом, собственно, нет ничего плохого. В тексте выделены те достижения Пири, которые он посчитал рекордами. (выделено мной. – Д. Ш.).

Еще двое покинули ледяной щит: Дэвидсон и доктор Винсент. Последнему вменялось довести Дэвидсона до базы и остаться там, чтобы лечить больных. План Пири потерпел крах.

Энтрикин отморозил ступни и потянул спину. Сани ломались, собаки слабели и умирали. Шторм остановил путников на три дня. Повествование Пири:

…еще две собаки заболели пиблокто… Одна из них… – сильный, большой и похожий на волка зверь… преподнес нам перед тем, как его убили, самое свирепое и кровопролитное зрелище, которое я когда-либо видел. Он в ярости набрасывался на всех собак в упряжке и, полуслепой от пены и крови, был нещадно изорван собаками, на которых нападал. Когда на него наставили ружье, он стоял совершенно обессиленный. Его голова и шея опухли и увеличились в размерах вдвое, уши были порваны в клочья, глаза налиты кровью. Из пасти капала кровавая пена, которой также было покрыто все его тело. Шерсть была всклокочена. Хотя собака настолько ослабла, что едва стояла, она все же готовилась наброситься на ближайшего к ней пса, но пуля пронзила ее мозг, и она рухнула, дергая лапами, на забрызганный кровью снег.

10 апреля в 128 милях от базы Пири остановил движение. Он спрятал запасы, обозначив депо шестом высотой 14,5 фута, и измученные люди повернули к дому. Брайс пересказывает дневник художника Стоукса, встретившего несчастных: «Он [Пири] выглядел оторопелым, растерянным, взгляд его был совершенно диким. На лице, красном и обмороженном, с выцветшими бородой и бровями, слепящая метель и встречный ветер оставили оттиск в виде морщин. В каждой из них читались разочарование и крушение надежд. Оставшаяся часть группы вскоре вернулась назад в Энниверсари-лодж. Все либо имели серьезные обморожения, либо страдали от снежной слепоты и были покрыты вшами».

Они прибыли 20 апреля и долгое время приходили в себя. 16 мая Пири и Ли отправились на юг, к мысу Йорк, чтобы увидеть Железную гору [36] Iron Mountain. , состоящую, судя по рассказам инуитов, из трех метеоритов, получивших названия «женщина», «собака» и «палатка». Охотник, сопровождавший Пири и Ли, в нужном месте раскопал снег. Пири пишет:

…когда яма достигла около трех футов в глубину и пяти футов в диаметре, точно в 5:30 утра в воскресенье, 27 мая 1894 года, бурая глыба, бесцеремонно разбуженная во время своего зимнего сна, впервые за долгий период своего существования встретила устремленный на нее взгляд белого человека.

Пафос, я думаю, к месту. С точки зрения карьеры лейтенанта день 27 мая 1894 года не менее важен, чем 4 июля 1892 года, когда Пири стоял возле скалы Флота. Новый подарок, предназначенный Соединенным Штатам Америки, был, в отличие от канала Пири, настоящим и, как выяснится, во всех смыслах весомым: «женщина» весила 4 тонны, «собака» около 400 килограммов, «палатка» – 31 тонну. Лейтенант Пири (но тут, конечно, уместнее сказать: инженер-строитель Пири) разработает уникальную операцию по вывозу «палатки», и через три сезона все метеориты станут экспонатами Американского музея естественной истории. Президент музея Моррис Джесуп возглавит Арктический клуб Пири, станет главным меценатом, а Пири в 1901 году назовет северную точку Гренландии мысом Моррис-Джесуп. Об этом разговор впереди.

Пири нацарапал на железном камне букву «П» (как выяснилось, прикоснулся он к «женщине») – и в 112 ярдах оставил записку.

Между тем в Энниверсари-лодж «в команде назревало недовольство». Уимс отмечает: «…много раз хирург доктор Винсент в обращении с Пири был демонстративно груб».

Спутники Пири страдали от бюрократии и автократии, от плохого и раздельного питания. Готовя пищу для семьи Пири, помощница Джозефины «травила байки о том, какими изысканными нездешними деликатесами наслаждались Пири, в то время как остальные довольствовались тюленями и моржами».

Кто-то назвал жизнь отряда «кромешным адом».

Позже в газете Philadelphia Press были опубликованы слова Свейна: «…Ни один из участников экспедиции не был приглашен на обед к ним [семье Пири]. В течение последних двух месяцев… меню для общего стола членов команды было таким:

Завтрак. Кукурузная каша, которую Пири скудно посыпал сахаром, бекон, полностью лишенный жира, иногда – столовая ложка консервированной тушеной фасоли, кофе.

Обед. Вареное мясо тюленя, по вкусу напоминающее залежалую баранину, приправленную керосином, кукурузный хлеб, кофе.

Ужин. Мясо оленя, если мы могли добыть его, или мясо тюленя, если не могли добыть оленину. Иногда бобы, половина ломтика белого хлеба, кофе.

В воскресенье утром в качестве особого угощения мы получали на десерт банку консервированных томатов на всю группу».

Одной из причин общего недовольства было присутствие миссис Пири. Та же газета дипломатично сообщила: «Члены отряда… единогласны во мнении, что присутствие женщины – это большая помеха в арктических исследованиях и никогда ничем иным не будет. Миссис Пири проявила смелость и самоотверженность, но участники последней экспедиции ее мужа, видимо, думают, что команда добилась бы большего успеха без нее».

Так или иначе, Джо с дочкой готовилась к отъезду, а лейтенант твердо решил проработать в Гренландии еще один год. Уимс интригует: «…наступил момент, когда Пири мог узнать, сколько же людей вызовутся остаться с ним».