Всеволод Овчинников - Калейдоскоп жизни: экзотические, драматические и комические эпизоды личной судьбы ветерана журналистики

Телепередача, которую смотрели миллионы жителей Страны восходящего солнца, вызвала обратный эффект. Родители хором оправдывались: мы-то, мол, не верим в предрассудки. Но вдруг родится девочка, а тот, за кого ее будут сватать, вспомнит про год Лошади и Огня. Так что уж лучше рожать ребенка год спустя…

Итак, из сказанного можно заключить: во-первых, народы Дальнего Востока помнят о своем традиционном календаре, о его шестидесятилетнем цикле из двенадцати животных и пяти стихий. Но вспоминают о нем чаще всего при выборе спутника жизни, дабы найти наилучшее сочетание возрастов для физиологической совместимости супругов.

Во-вторых, не надо обезьянничать в год Обезьяны, или обвинять в свинстве человека, рожденного в год Свиньи, или считать оскорбительным для женщины быть Змеей, которая, наоборот, считается воплощением гибкости и мудрости. Словом, нельзя напрямую, буквально отождествлять человека с животным, под знаком которого он родился.

Незабываемой стала для меня поездка в провинцию Юньнань, название которой в переводе означает «К югу от облаков». Эта юго-западная окраина страны прилегает к Вьетнаму, Лаосу, Бирме и напоминает этнографический музей. По количеству национальных меньшинств она занимает первое место в КНР.

Китай – одно из самых однородных по своему составу государств. Ханьцы, то есть этнические китайцы, составляют более 90 процентов жителей. Но в самой многонаселенной стране мира даже 10 процентов – это 130 миллионов человек. Так что общая численность национальных меньшинств сопоставима там с населением Японии и лишь немногим уступает населению России. Живут они преимущественно в глубинных, удаленных от морского побережья западных провинциях.

Лесистые горы субтропической Юньнани напоминают заповедник различных общественно-экономических формаций. В долинах, где живут ханьцы, доминирует «социализм с китайской спецификой», проще говоря – социально ориентированная рыночная экономика. У нацменьшинств, обитающих на склонах, сохранились феодальные отношения с пережитками рабства. А в джунглях на вершинах гор обитают племена, у которых до наших дней дожил первобытно-общинный строй.

Местные власти очень терпимо, уважительно относятся к традициям и обычаям национальных меньшинств, даже когда их нравы в чем-то противоречат действующему в КНР семейному кодексу. Это прежде всего касается специфики брачных связей. Мне особенно запомнилось весьма своеобразное сватовство у народности хани.

Когда в селении хани девушке исполняется 16 лет, родители строят ей за околицей отдельную хижину. По вечерам на «улицу невест» приходят парни – как местные, так и из дальних деревень. Перед жилищами приглянувшихся им девушек происходят песенные состязания. Победитель каждого из них получает приглашение провести ночь с хозяйкой. Однако в следующий раз она вправе пригласить любого другого претендента.

Подобные «смотрины» продолжаются от новолуния до полнолуния из месяца в месяц, по крайней мере в течение трех лет. Так, перезнакомившись практически со всеми окрестными женихами, девушка в конце концов останавливает свой выбор на ком-то из них. Она занавешивает вход в свою хижину в знак того, что избранник отныне поселился у нее постоянно.

Но это еще не брак, а нечто вроде обручения. Когда девушка и парень убедились, что подходят друг другу как партнеры, у них должны родиться двое детей. Лишь после этого им устраивают пышную свадьбу.

Из заранее заготовленного материала односельчане строят бамбуковый дом на сваях. Под песню из 108 куплетов туда торжественно вселяются молодожены. При таком тщательном подборе спутника жизни у представителей народности хани практически не бывает супружеских измен, а тем более – разводов.

В 1955 году я оказался первым из россиян, кому довелось попасть в Тибет по только что проложенной туда автомобильной дороге. Больше двух недель потребовалось нашему ГАЗ-69, чтобы добраться до заоблачной Лхасы – города, о котором буддисты всего мира мечтают, как мусульмане – о Мекке, а католики – о Риме.

Чем ближе к столице Тибета, тем чаще видишь на обочине дороги паломников, шагающих к буддийским святыням. Потала – величественный дворец далай-ламы – способен доминировать и над современным городом. Какой же благоговейный трепет вызывает он у паломника, прожившего всю жизнь в палатке из ячьей шерсти! Трудно поверить, что тринадцатиэтажный комплекс из 999 дворцовых помещений был возведен на крутой скале тринадцать веков назад.

В отличие от большинства знаменитых архитектурных ансамблей Востока композиция Поталы развернута как бы в вертикальной плоскости. Дворец открывается взору сразу весь, целиком. Его стены скошены, как грани усеченной пирамиды. Они словно повторяют лейтмотив здешней природы – контуры горных склонов.

Дворец Потала был построен в VII веке в честь бракосочетания тибетского царя Сронцзан Гамбо и китайской принцессы Вэньчэн. Впервые объединив населявшие нагорье племена, царь основал тогда династию Тубо (от названия которой, видимо, и произошло слово Тибет) и попросил у китайского императора Тайцзуна взять в жены одну из его дочерей.

Во времена династии Тан китайская столица Чанань (ныне Сиань) была одним из центров мировой цивилизации, отправной точкой Великого шелкового пути. И неудивительно, что Вэньчэн привезла с собой ученых и умельцев, которые положили в Тибете начало многим наукам и ремеслам. Именно с той поры китайцев и тибетцев связал Великий чайный путь, который служит для жителей нагорья жизненно важной артерией уже тринадцать столетий.

Дворец Потала восхищает благородным сочетанием трех цветов: золотого, белого и красного. Кровли из листового золота. Начисто побеленные стены. Бурые, как запекшаяся кровь, карнизы из выкрашенного охрой камыша.

Перед тем как во дворец вселяется новый далай-лама, его личные покои расписывают фресками из его будущей жизни. Так было и в 1940 году, при инаугурации нынешнего иерарха. Внимательно изучив настенную роспись, убеждаешься, что события 1959 года (антипекинский мятеж, поражение которого заставило далай-ламу бежать в Индию) были заранее предсказаны аллегорическими образами.

В Тибете меня особенно поражала необъяснимая способность «посвященных» заглядывать за горизонт времени. 14 сентября 1955 года я встречался с далай-ламой четырнадцатым в его летней резиденции – дворце Норбулинка. Когда после беседы мы вышли на террасу, я спросил далай-ламу: почему над дворцом Потала летает бумажный змей?

– Вам повезло, – сказал он. – Змей означает, что вы попали в Лхасу в дни «купальной недели», когда тибетцы раз в году моются в горячих источниках, отмечают Праздник урожая. Это лучшая пора, чтобы оказаться в Тибете. И не только в первый, но и во второй раз. В свое время вы это поймете.