Пьер Саворньян де Бразза - Экспедиции в Экваториальную Африку. 1875–1882. Документы и материалы

Здесь свежую рыбу [236], куриц [237], козлят [238]едят с маниокой [239]или бананами, которые являются основой питания каждого африканца. Крупные бананы едят сырыми; менее мучнистые очищают, затем кладут с верхом в котел с водой; все это покрывают листьями и варят на пару. Что касается маниоки, то перед употреблением в пищу ее держат три дня в воде, чтобы вышел содержащийся в ней цианид, затем растирают [240], кладут в медные тазы, которые называют «нептунами» [241], и тоже варят на пару; потом эту массу скатывают в комки и формуют галеты [242].

Отныне это станет нашим обычным меню.

Племена, с которыми мы завязываем отношения, уже были описаны де Компьенем и Маршем [243]. Здесь это иненга, а напротив нас, на правом берегу, галуа. Оба племени обладают монополией на транзит по Огове между Ламбарене и Лопе [244].

Деревни иненга, к слову сказать, немногочисленные, располагаются вдоль левого берега. На холмах, окаймляющих на востоке озеро Зиле, находятся плантации, где трудятся женщины и рабы. Иненга не любят, чтобы чужеземцы посещали эти места; они опасаются суровых санкций, ибо работорговля давно запрещена. Однако доктор Балле однажды побывал там. Он был поражен, увидев целые селения рабов, купленных в верховьях реки; они, как ему показалось, не жалуются на свою судьбу; их считают почти членами семьи, и у них нет никакой иной обязанности, кроме как обрабатывать землю, чтобы поставлять продукты питания своим хозяевам. Некоторых из них, однако, посылают работать гребцами; по возвращении они неизменно отдают свой заработок, ибо ничто не должно им принадлежать.

Хитрецы, лентяи [245]и попрошайки [246]иненга представляют собой вырождающееся племя. Впрочем, их пороки – те же, что и у других племен [247], вступивших в контакт или с продавцами человеческого товара, или с первыми авантюристами, прибывшими на эти берега.

Их вождь Реноке, уже давно подчинившийся Франции [248], пользуется неоспоримым влиянием среди прибрежных племен Огове вплоть до <���земель> оканда.

Несмотря на то, что он сам ослепил себя, якобы ради подтверждения своей значимости, его рассудок остается ясным. Его поведение, всегда достаточно корректное по отношению к Франции, свидетельствует, что он понимает свои интересы. Его законный наследник лишен этих достоинств. Каково же будет будущее <���племени>? Говорят, что влиятельный вождь по имени Риканга расчищает себе путь, чтоб занять место Реноке.

Влияние Реноке основывается на статусе законного вождя и одновременно статусе жреца фетишистского культа.

Фетишизм, если не принимать в расчет те или иные варварские приемы, является совокупностью религиозных, социальных и политических правил, знание которых передается по традиции и дает его обладателям значительную власть над невежественным и суеверным населением независимо от того, миролюбиво оно или воинственно. Если великий колдун племени добавляет к этому званию титул законного вождя, который он получает благодаря репутации смелого воина и авторитету, проистекающему из его богатства или обширных торговых связей, его власть, и так абсолютная над собственными подданными, распространяется далеко за эти пределы и возрастает еще больше за счет многочисленных брачных союзов, заключенных с женщинами из соседних племен. В подобных благоприятных условиях существовала некогда и династия, к которой принадлежал Реноке; но прежде могущественная, она пришла в упадок [249]в результате отмены работорговли, внутренних распрей, вторжения бакале [250]и контактов с европейцами. Сейчас на голове Реноке цилиндр, к которому прикреплена корона маркиза [251], украшенная фальшивыми драгоценными камнями [252], – мой щедрый дар. Король-слепец пришел ко мне ради стакана рома, в то время как его жены, родственники и рабы разворовывают его склады.

Как мы уже сказали, галуа обитают на противоположном берегу. Они принадлежат к той же расе, что и иненга, но их намного больше. Когда-то их объединял под своей властью Король-Солнце (Нкомбе); теперь же в этом племени царит великий беспорядок из-за соперничества нескольких вождей, каждый из которых пытается захватить бразды правления [253].

Галуа и иненга знают, что без их помощи невозможно преодолеть пороги; к тому же отсутствие конкуренции позволяет им завышать цену [254]. Найдя их претензии чрезмерными, я посылаю Балле и Марша [255]в Самкиту [256], селение бакале в двух днях плавания вверх по реке, с поручением привести оттуда пироги и гребцов [257].

Мои храбрые заместители уплывают на двух пирогах, купленных Маршем на озере Азинго [258]. К несчастью, спустя четыре дня доктор Балле возвращается обратно совсем больным. В полной тревоге я поручаю ему охрану нашей штаб-квартиры и принимаю предложение одного торговца [259]доставить меня в Самкиту [260]. Его паровая шлюпка берет на буксир большую пирогу, нагруженную нужными для Марша товарами [261].

1 января 1876 г. [262]я прибываю в Самкиту. Год начинается плохо. Из-за усталости и лихорадки у меня едва хватает сил снять показания с приборов, чтобы определить местоположение деревни [263]. Однако время не терпит, и уже на следующий день, оставив Маршу необходимые вещи, я отправляюсь [264]в Ламбарене.

Из-за головокружения и приступов тошноты я с трудом передвигаю ноги; небольшое облегчение нахожу, только лежа в гамаке на носу баркаса [265]. Вскоре баркас, идущий на полном ходу, сталкивается со стволом дерева. Сильный толчок – и меня выбрасывает за борт; пока я осознаю случившееся, и пока наш баркас восстанавливает равновесие, я борюсь, насколько хватает сил, против течения, одновременно выпутываясь из своего гамака и одеял [266].

К счастью, это купание не имеет каких-либо серьезных последствий, если не считать громадной усталости, но она скоро проходит. Бросив наш севший на мель баркас, вечером того же дня мы возвращаемся на маленькой пироге в Ламбарене. Мы находим там доктора Балле выздоровевшим; спустя два дня лихорадка оставляет и меня до нового приступа.

С 1 января мы становимся обладателями четырех больших пирог, за которые я заплатил товарами [267]; в целом стоимость каждой обошлась нам в сто франков. Здешние пироги совсем не похожи на пироги из Анголы, относительно короткие и с вы пуклым дном; длина наших – от пятнадцати до семнадцати метров, а ширина около метра. Они вырублены из цельного ствола окуме [268], одного из самых прекрасных деревьев этого бассейна, у них плоское дно, прямые борта, вытянутые нос и корма; с грузом от шестисот до тысячи килограммов они поднимаются над водой лишь на восемь – десять сантиметров [269]. Багаж крепко привязывают на случай, если пирога вдруг потеряет равновесие, перевернется и окажется в плену у течения.

Впереди стоят с веслами два-три человека, которые управляют лодкой. Груз занимает пространство от шести до восьми метров, за ним стоят десять или двадцать негров [270], которые орудуют веслами или, когда проходят пороги, шестами.