Пьер Саворньян де Бразза - Миссия на Африканский Запад. 1883–1885. Документы и материалы

Таким образом, когда отправляешься на несколько дней в поход, никогда не знаешь, как поведут себя твои ноги; они могут распухнуть, из них будет течь водянистая жидкость, и боль станет невыносимой.

Естественно, поход нельзя прервать, и очень неприятно идти, чувствуя себя инвалидом. Крокро предпочитает крепкие и сангвинические натуры; он особенно любит нападать на новичков, как, например, на меня, который удовлетворяет всем требованиям. Добавь к этому, что каждая маленькая ссадина на руке или ноге, каждая царапина перерождаются в крокро и спустя восемь или десять дней у тебя уже настоящая рана. Впрочем, к этому привыкаешь, как и ко всему остальному.

6. Лихорадка считается самым тяжелым заболеванием, правда, она не столь надоедливая. Она протекает по своим правилам, а затем на некоторое время покидает вас без всяких последствий.

7. Ядовитые змеи, сороконожки, скорпионы, пауки и проч., и проч. Хотя страна и богата этими малосимпатичными зверюшками, случаи укусов или уколов редки.

Добавь к ним красных муравьев, которые вторгаются ночью в вашу хижину и заставляют выскакивать на улицу.

Теперь, когда перечисление семи «африканских казней» завершено, я отправляюсь на мое ложе из «мягкого пуха», чтобы немного отдохнуть от дневных забот.

Спокойной ночи и до следующего письма.

Пост Лекети на Алиме, левый берег, вблизи устья Лекети, 30 декабря 1883 г.

Мой дорогой друг [379], сегодня я получил всю почту. С 16 сентября я не имел никаких вестей из Европы. Я писал всю ночь – утром письма нужно отправить; извини меня за спешку.

Вот коротко о моем путешествии [380]. 11 декабря я оставил пост Дьеле и поднялся по реке в пироге апфуру с тремя своими спутниками; за пять дней я добрался до деревни Аторо [381]; затем по суше [382]пошел к Мпини [383], в угол, образованный реками Лекети и Джалинке [384], после чего поднялся на Плато ашикуйя, в деревню Эгиги вождя Мбуми [385], где провел целый день, любуясь великолепной возвышенностью, плодородной и покрытой толстым слоем гумуса (она находится приблизительно на высоте семисот восьмидесяти метров над уровнем моря). Оттуда я отправился обратно; спустившись на пироге (всего лишь выдолбленный ствол сандала, куда помещаешься с трудом, к тому же очень неустойчивый) от Мпини по реке Лекети, прежде мне неизвестной, после пяти дней плавания я добрался до устья Алимы [386]. Один раз лодка перевернулась, и я думал, что моя записная книжка пропала, поэтому мне пришлось чертить план реки на папиросной бумаге, случайно оказавшейся у меня. К счастью, книжка нашлась, час спустя я обнаружил ее на дне пироги среди нашей снеди: маниоки, кукурузы, арахиса.

Река замечательная; ее обычная ширина – шестьдесят метров, но местами она доходит до ста. Порогов нет, течение не очень сильное, и справа и слева болотистые берега покрыты лесом, где преобладает бамбук, который служит украшением всей этой буйной экваториальной флоры, отражающейся в светло-сероватой воде.

Я не только сделал барометрические и гипсометрические [387]измерения, но и нарисовал карту всего пути.

Я впервые пометил на ней Дьеле и Лекети, которые изучил. Я не успеваю послать тебе эту карту – она пока еще в моем дневнике.

Здесь все чувствуют себя прекрасно, и мы вовсе не завидуем ни здоровью, ни хорошему настроению живущих в Европе. Дай Бог, чтобы следующий год был таким же удачным, как и уходящий. Еще один год, и тогда я спущу паруса и стану думать о своих подкованных железом ботинках, о своем альпенштоке [388]и о замшевых перчатках, о которых я так и не забыл среди тягот африканской жизни.

Гансен, 19 февраля 1884 г.

Я жив и здоров, у меня есть еда и одежда. Я начинаю письмо этими словами, потому что, когда 14 февраля я приехал к Балле [390], он меня крепко обнял, так крепко, словно увидел меня воскресшим. Несколько дней до этого какой-то англичанин сообщил ему, что Жак де Бразза, или просто Жак, умер. Но я пока чувствую себя хорошо, и у меня давно не было приступов лихорадки.

Я покинул Дьеле 2 февраля [391], а вечером 14-го приплыл к Балле. Путешествие как по Алиме, так и по Конго было очень удачным. Встречавшиеся по пути племена не отказывали мне в теплом приеме.

В верховьях Алимы многочисленные стоянки и деревни апфуру беспрерывно следуют друг за другом. Корзин с маниокой, сваленных кучами на берегу, невероятное количество, их многие сотни. Спускаясь по реке, я постоянно встречал пироги апфуру, одни нагруженные маниокой, другие совсем пустые, возвращавшиеся за новыми корзинами.

Я только не мог понять, как эта громадная масса маниоки, собранная в верховьях Алимы и отправленная в ее низовья, вдруг исчезла, не успев доплыть до Конго. Куда же направился этот мощный поток, не дошедший до Конго? Вот что меня занимало.

Оказывается, все дело в том, что устье Алимы представляет из себя огромное болото, прорезанное множеством каналов.

Ниже той части долины Алимы, где плетут корзины и заполняют их маниокой, берега становятся все более топкими, деревни маленькими, а островки, на которых возводятся хижины, не больше самих построек. От напора волн человек защищает эти крошечные участки земли с помощью камней. Здесь растут банановые деревья, созревают кукуруза и маниока. Я видел в этих островных хижинах немало котелков, блюд, мисок, изготовленных рыбаками; здесь всегда богатый улов.

Прибыв к месту впадения Алимы в Конго, или, скорее, к одному из устьев Алимы (мне кажется, что их три или четыре) [392], я испытал невыразимый восторг. Без преувеличения, это было нечто грандиозное, беспредельное, невероятное. Конго казалось необъятным озером, усыпанным бесчисленными островами, и не было ничего, кроме воды и неба.

Настоящие стада гиппопотамов часто перегораживают проход, один раз я насчитал полсотни особей. Иногда корма пироги наталкивается на одного из них, тогда в ход идет мое ружье. Однажды за один день я убил трех гиппопотамов, из которых два были действительно огромными. Нужно целиться им в голову. Я застрелил одного сразу, попав пулей между глазом и ухом. Другой получил пулю в двух дюймах от уха; она вошла в голову на сорок сантиметров вглубь, однако животное продолжало отбиваться; две следующие пули, посланные в ту же часть тела, что и первая, только с другой стороны, прикончили толстокожего зверя, который рухнул на песчаную мель.

Но не будем больше говорить об охоте, всегда богатой трофеями: здесь в изобилии водятся дикие быки, слоны, гиппопотамы; нередко встречаются пантеры. Однажды пантера явилась к нам за козьим окороком, который хозяин завернул в шерстяное одеяло и положил под свою кровать; ее убили до моего прихода из ружья-ловушки, к дулу которого привязали курицу. На следующий день на станции Стэнли напротив нас [393]– на противоположном берегу – таким же образом убили другую пантеру огромного размера.