Анна Черевкова - Воспоминания о Японии

Обычай этот поразил меня своей не гигиеничностью. Не трудно понять, в самом деле, на сколько он вреден и для крошечных ребят, и для их маленьких нянек, начинающих таскать свою ношу с 5–6 летнего возраста: тяжесть, давящая на спину ребенка-няньки, мешает свободным дыхательным движениям грудной клетки и способствует застоям крови в легких, а неокрепший позвоночный столб от постоянного давления предрасполагается к заболеваниям позвонков. Не меньший вред приносит этот обычай и грудным детям: тело их все время согнуто; руки и ноги поджаты; голова спящего ребенка болтается из стороны в сторону, совершая при каждом движении няньки размахи, обусловленные исключительно собственной тяжестью; о свободном кровообращении и дыхании не может быть и речи при подобном положении.

Какая масса торговых заведений повсюду: буквально, в каждом доме какая-нибудь лавка; кто только покупает всю эту массу товаров? Там и сям бросаются в глаза овощные, фруктовые и рыбные лавки, с грудами наваленных в них продуктов. Среди фруктов преобладают апельсины и красные, крупные плоды, величиною с большое крымское яблоко: это – каки, приторно сладкий, сочный фрукт, созревающий только в Японии. Запах и пар от горячего кушанья вдруг резко бьет в нос: перед нами подвижная кухня, которую один человек перевозит на руках, предлагая грошовые яства своим невзыскательным потребителям. Кроме этих бродячих кухмистерских, мы встречаем и оседлые; их можно видеть во всех пунктах города. Останавливаемся перед одной из таких кухмистерских: она представляет крошечную кухню, где стоят две жаровни, по полкам разложены сырые продукты, а на прилавке уже лежат готовые кушанья: кусочки соленой и свежей рыбы, вареный горячий картофель, рис и проч. Все очень чисто. Подходит потребитель, берет палочку с воткнутой на нее картофелиной, или крошечную чашечку рису, или такую же миниатюрную чашечку не то с соусом, не то с ухой, съедает свою порцию, кладет очень мелкую монету и уходит, уступая место другому. Все это совершается тихо, спокойно, без громких, резких слов и движений, очень часто с добродушной улыбкой. Не смотря на большое оживление, царствующее на улицах, меня удивляет тишина и, если можно так выразиться, порядочность японской улицы: не видно ни пьяных, ни драки, не слышно грубых голосов. Улица имеет какой-то своеобразно-праздничный вид: все делается как будто не всерьез, шутя. Знакомые, при встречах, до комизма вежливо раскланиваются друг с другом, низко-низко сгибая спину и упираясь иногда при этом руками в колени. Не видно озабоченных лиц: все кажется довольным и счастливым среди этой ласково улыбающейся природы, под лучами этого горячего солнца. Туземные костюмы [2] кимоно мужчин и женщин покроем своим очень схожи: это длинные халаты пли капоты до пят, с широкими рукавами. Женщины здесь щеголяют своими куафюрами и поясами. У элегантной женщины прическа непременно трехэтажная; в ней торчат одна-две шпильки, иногда искусственный цветок; волосы – резко черного цвета и сильно блестят. Что касается поясов [3] оби , то они очень нарядны, очень широки и грациозно завязаны сзади широким бантом.

Главная улица Нагасаки [4] Мото-Каго-мачи представляет из себя целую выставку. Мы останавливаемся у одного из больших магазинов ее. Нас встречает с любезными поклонами хозяин и, узнав тотчас, что мы русские, заводит разговор на русском языке. Чего-чего только нет здесь: фарфор, бронза, лакированные вещи, ширмы, изделия из слоновой кости, и проч., и проч. Просто глаза разбегаются при виде этого множества пестрых, оригинально-красивых вещиц. Отсюда мы отправляемся в магазин шелковых вышивок. Магазин и мастерская помещаются вместе. Работают исключительно мужчины. В мастерских черепаховых изделий – то же самое.

– Скажите, пожалуйста, что это значит? Почему женщин совсем не видно в ваших мастерских? – обращаюсь я к одному из туземных купцов.

Его, очевидно, удивляет мой вопрос.

– Зачем же женщинам идти в мастерские? – отвечает он мне вопросом.

– Но ведь такая работа, как вышиванье или выделка черепаховых безделушек, более сподручна женщинам.

– О, нет! Мужчины у нас очень хорошо делают все эти вещи, женщинам и не угоняться за ними.

Действительно, я узнаю потом, что купец говорил мне правду: лучшие японские вышивки, лучшие японские изделия вообще, до самых мелких включительно, созданы не женскими, а мужскими руками.

Из множества магазинов, в которых я побывала в этот день, упомяну еще только о магазине Иезаки. Нагасаки славится своими черепаховыми изделиями, и Иезаки считается лучшим мастером по этой части. Действительно, мы видели у него прелестные вещицы: модели дженерикш и фунэ, шкатулки, клетки для птиц, крышки для альбомов, и проч., и проч.; но больше всего меня поразили модели некоторых наших военных судов.

От Иезаки мы попали в какой-то магазин туземных редкостей, где мне удалось, между прочим, осмотреть впервые подробно японский дом. Первое, что бросилось нам в глаза при входе в дом, это – необыкновенная чистота и отсутствие мебели; полы были покрыты толстыми, мягкими циновками, совершенно заглушающими шаги. Мы переходим из одной комнаты в другую; везде одно и то же: ни стола, ни стула, ни кровати, – ни признака тои обстановки, без которой у вас немыслима домашняя жизнь даже в самой бедной избе. Я спрашиваю у хозяйки: на чем вы спите? как вы обедаете?

Хозяйка подходит к одной из стен, быстро раздвигает ее, и предо мной открывается вдруг целый склад подушек и одеял, скрытых в этом оригинальном шкапу. Постель стелется прямо на полу, на циновках.

Затем хозяйка раздвигает другую стену, и предо мною буфет, уставленный всевозможной посудой, необходимой в японском быту. Если надо одеться, из таких же скрытых шкапов достают принадлежности туалета.

В этот же день я осмотрела еще самый замечательный из местных храмов – храм патрона города Нагасаки, духа Сува. Мы остановились у одного из холмов северной части города. Массивная, широкая каменная лестница, прерываемая площадками и обставленная высокими, каменными портиками – Тори, ведет по склону холма к святилищу; всех ступеней более 200. На обширном дворе верхней площадки, окруженном сквозными галереями, стоит бронзовая статуя лошади, немного меньше натуральной величины; здесь же находятся высокие фарфоровые вазы-курильницы очень хорошей работы и большие бронзовые чаны с освященной водой. Самый храм внутри имеет вид комнаты обыкновенного японского дома: те же деревянные рамы-стены, те же циновки на полу. Только против входа видна решетчатая дверь, запертая засовом, да на стене висят две деревянные картины, с изображением священных процессий. Крыша храма представляется на вид весьма тяжелым сооружением. Общие контуры ее толстые края и темный цвет, очень напоминают издали старые, почерневшие от времени соломенные крыши амбаров в наших южнорусских деревнях. Она состоит из слоев множества тонких деревянных дочечек, плотно пригнанных друг к другу. Это – традиционная форма крыши всякого храма: она должна напоминать первобытную хижину богов, живших некогда в Японии. Выйдя из храма и поднимаясь в священную рощу, раскинувшуюся над ним по склонам холма, мы увидели, что от главного храмового здания идет вверх закрытый со всех сторон коридор, кончающийся маленьким деревянным домиком, с такой же темной крышей. Мне говорят, что здесь, в этом домике, на столе, имеющем форму алтаря, помещается главная святыня храма – круглое металлическое зеркало, по обеим сторонам которого подвешены узкие полоски белой бумаги [5] гохеи , расположенные зигзагообразно. Это зеркало и гохеи составляют нераздельные атрибуты древнейшей национальной религии Японии, так называемого культа Синто.

Читать дальше