Эрик Райнерт - Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными

Таким образом, мы пришли к важнейшему заключению, которое принималось экономистами как должное на протяжении веков, но было забыто многими современными экономистами: лучше иметь в стране неэффективный промышленный сектор, чем не иметь его вообще. На илл. 12 показано, насколько упал уровень реальной заработной планы в Перу после деиндустриализации. Становится понятно, что мы создали такой мировой экономический порядок, который максимизирует мировую торговлю, вместо того чтобы максимизировать мировой доход. На это Всемирный банк, а также экономическая теория, которой он пользуется, возражают: промышленность Перу была неэффективна и неконкурентоспособна. Я же хочу указать на тот факт, что «неэффективный» промышленный сектор, тем не менее, поднял зарплаты в стране на уровень, в два раза превышающий тот, который сумела установить в Перу нынешняя глобализированная экономика. Статистика по заработной плате нам это демонстрирует куда нагляднее, чем статистика по производству ВВП. В то время как зарплаты падали, в структуре ВВП заметно росла процентная доля финансового сектора, страхования и недвижимости. Соответственно уровень жизни людей упал гораздо ниже, чем следует из цифр ВВП.

Если бы мир проводил экономическую интеграцию и глобализацию так, как рекомендовал Фридрих Лист, т. е. как Европа это сделала на своем внутреннем рынке, глобализация была бы выгодна всем странам. Глобализации в ее сегодняшней форме оставляет многие страны позади, деиндустриализует их, в них катастрофически падает уровень зарплаты. Зарплаты во многих странах Латинской Америки достигли максимального уровня примерно тогда же, когда это произошло в Перу. Получается, что в то время когда, по мнению Всемирного банка, эти страны совершали ошибку, защищая свою неэффективную промышленность, в действительности они были богаче, чем когда-либо до или после этого. То же, что произошло в Латинской Америке, случилось во многих азиатских странах (к примеру, в Монголии) и во многих странах бывшего социалистического лагеря (включая Россию). Никто не хочет об этом говорить, но даже известная своей неэффективностью промышленность коммунистических стран поддерживала уровень жизни населения более высокий, чем сегодня это делает в них капитализм. Эстонию часто приводят в пример как успешно интегрированную страну. Когда в 2005 году Эстония присоединилась к Евросоюзу, работник завода по производству мобильных телефонов получал в час один евро, что составляет меньше 10 % заработка дворника во Франкфурте или Париже. Из-за того что Европа на практике применяла экономические теории, которые сегодня лежат в основе глобализации, она переживает внутренние конфликты, подобные тем, которые мы наблюдаем сегодня в глобальной экономике.

Механизмы, которые действовали в Перу и которые мы обсудим на примере Монголии, делают почти невозможным появление в мире стран среднего достатка. Если экономика страны достаточно сильна, чтобы позволить ее промышленному сектору выжить, такая страна попадает в список богатых; в противном случае страна деиндустриализуется и опускается, попадая в группу бедных стран. Это явление похоже на процессы в национальных авиаперевозках. Авиакомпании приходится быть либо крупной, либо специализированной; авиакомпаниям среднего размера приходится несладко. Авиакомпания должна быть большой, чтобы заполнить собой авиационный узел или несколько узлов. Если же уровень ее загрузки невысок, она становится банкротом или региональным перевозчиком, который доставляет пассажиров в аэропорты успешных крупных компаний. «Swissair» и «Swiss» — примеры работы этого механизма. Аналогично тому как авиаперевозчикам среднего масштаба нет места среди глобальных игроков на нерегулируемом рынке, малым и средним индустриальным экономикам трудно выжить в условиях внезапной свободной торговли. В обоих случаях существует минимальный эффективный размер (страны или авиакомпании), ниже уровня которого невозможно выжить с выгодой для себя. В обоих случаях альтернатива банкротству — это объединение с соседями. Если бы мы позволили средним индустриальным странам (вроде Перу или Монголии) развить свою промышленность под защитой тарифов, а затем объединиться с соседями, в один прекрасный день они стали бы сильными, чтобы конкурировать на глобальном свободном рынке. Вместо этого неоклассическая экономическая наука вогнала Монголию «назад, в каменный век», как США — Вьетнам после войны. Роберта Макнамару, бывшего президента Всемирного банка, обвиняли в том, что он придумал выражение «назад, в каменный век», будучи министром обороны США. На самом деле оно было изобретено рядовыми военными. Как мы еще увидим, чтобы вернуть страну каменный век, не обязательно ее бомбить или жечь напалмом; можно применять более мягкие способы.

Приведенная цитата звучит крайне неприятно, но она показательна в отношении веками принятой экономической политики. Я говорю не об абстрактной политике, но о той, которую Европа вела еще совсем недавно, в начале своего экономического подъема. Цитата поражает нас прежде всего своей честностью, потому что в ней открыто признается, что цель принятой политики — удержать колонии на уровне поставщиков сырьевых товаров. Колониям всегда запрещали развивать собственное обрабатывающее производство, чтобы они могли сосредоточиться на поставках сырьевых товаров. Хотя сегодня это звучит политически некорректно, подобная практика продолжает здравствовать.

В предыдущей главе мы вместе с Вернером Зомбартом убедились, что основа капитализма — это индустриализация, так что, запретив колониям индустриализоваться, колонизаторы фактически обрекали их на бедность. В этой главе мы об судим, как деиндустриализация может привести к явлению, противоположному развитию, — к регрессу и экономической примитивизации. Среди прочего этому способствует эффект Ванека — Райнерта [143] В моей диссертации 1980 года «International Trade and the Economic Mechanisms of Underdevelopment» это явление описывается как эффект несимметричной международной торовли, уничтожающий лучшие сектора экономики. На описание этого эффекта меня вдохновил анализ Ярослава Ванека. Наиболее продвинутые сектора работают в условиях возрастающей отдачи и больших инвестиций в технологии. У конкурентов с крупных зарубежных рынков, как правило, имеется ценовое преимущество, и сокращающийся объем продаж легко обанкротит небольшое количество фирм, которое существует в каждой отрасли обрабатывающей промышленности. В других отраслях сокращение спроса не приведет к таким печальным последствиям, как в обрабатывающей промышленности. Маляр будет красить меньше домов, но малярство как профессия выживет. Как я утверждал в диссертации в 1980 году, сокращение спроса в производстве сырьевых товаров приведет к падению в стране издержек производства единицы продукции, поскольку менее пригодные земли и рудники перестанут использоваться. Таким образом, сокращение производства приведет к сокращению издержек производства единицы товара. Этот эффект противоположен тому, который мы наблюдаем в обрабатывающей промышленности, где растущая отдача и минимальный эффективный объем производства зачастую приводят к тому, что внезапная свободная торговля уничтожает целый экономический сектор. , согласно которому искусственно введенная свободная торговля сразу уничтожает самые развитые экономические секторы самых неразвитых торгующих стран. Когда спираль богатства, основанная на возрастающей отдаче, начинает раскручиваться в обратную сторону, на задворках мира происходит деиндустриализация, развал сельского хозяйства и сокращение населения. Это можно наблюдать сегодня в действии во многих странах — от южной Мексики до Молдавии. Для жителей этих стран эмиграция в страны, где возможна деятельность с возрастающей отдачей, кажется единственным спасением.