Владимир Назыров - Жлобские хроники [СИ]

— А если соседи откажутся? — спросил Старик.

— Ха, не смешите меня, молодой человек, — ответил мудрец, — Вы же знаете, что проживете-таки без их товара, а они без вашего никогда. Вы со своими природными богатствами контролируете рынок и сами будете диктовать цены, им же придется проводить ежедневные торги камня и брать у вас кредиты. Но на самом деле курс камня устанавливать будете вы, и экономика соседей очень быстро попадет под влияние нашей Семьи, потому что они за камни будут давать товар, а вы эти камни подбирать с земли.

Выйдя из Зала Совета я столкнулся с Надзирающим за Порядком.

— О, Скок, на ловца и бука бежит! Не занят? Понимаешь, такое дело, у Живца живот прихватило, не может в дозоре стоять, а тут, как на грех, ни одного мужика нормального, все разбрелись, кто куда. Подменишь, не оставлять же пост? Вдруг что? А, Скок? — Надзирающий жалобно посмотрел на меня.

В самом деле, не идти же туда, куда Старик послал. От этого поганого черного порошка теперь и ночью-то не усну.

— Хорошо, уговорил, — буркнул я, — пойду в тиши и одиночестве вынашивать планы мести.

— Что? — удивился служивый.

— Ничего, куда идти, спрашиваю.

Бормоча про себя проклятия и вспоминая все нанесенные мне обиды, я отправился на Дозор Сияющей Воды. Как вы знаете — хотя откуда это пигалицам знать? — система дозоров была придумана для охраны границ Семьи, и является священной и почетной обязанностью каждого бездельника мужского пола, посвященного в охотники, конечно. Это в теории, а на практике в дозор идут лишь те бездельники, которых удается поймать Надзирающему за порядком.

Служба эта проста, но чрезвычайно скучна. Пойманному говорят пароль, и пост начинает действовать по принципу “Всех впускать и никого не выпускать”. Прийти в гости может каждый желающий, а вот выйти без разрешения нельзя. А вдруг ты что украл у Семьи или сделал что плохое? Погостил? Надоело? Хочешь домой? Так иди к Надзирающему за Порядком, покажи карманы, получи пароль и топай себе. Дозорный пост можно, конечно, и обойти, но это опасно, очень опасно: по скалам, ущельям, где тролли, неслыш или грох лучше не ходить вообще.

Горестно бредя в сторону дозора, я наткнулся на группу из пяти рыбаков, что-то оживленно обсуждавших на берегу небольшого пруда. Оказывается, эти охламоны не договорились друг с другом и взяли с собой всего один маленький кусочек соли счастья на всех. Рыбалка была безнадёжно испорчена и они отводили душу тем, что тихонько перебрёхивались. Немного послушав их и не услышав ничего интересного и нового, я предложил:

— Эй, мужики, а почему бы вам не разыграть этот кусочек, а? Хоть кто-нибудь да получит удовольствие?

— А что, Скок дело говорит! Да, да, да! Как же это мы сами не догадались? — раздались обычные после любого моего выступления голоса.

— Я предлагаю устроить конкурс, — скромно остудил я восхвалявших меня мужиков.

— Да, да! Конкурс! Конкурс! Какой конкурс? — опять загалдели рыбаки.

— Тихо! — гаркнул я, — Кто соврёт так, что никто не поверит, того и соль! Но только врать надо правдиво, а не так, что у меня выросла рука из живота, а потом отсохла. История должна казаться правдивой, но быть невероятной. Начали. И вот еще что. Я тоже участвую.

— А что, справедливо! Конечно, Скок! Давай, давай!

— Я первый! — взвизгнул Шебуршун, — Вот слушайте: “Однажды Скок начал танцевать с пигалицей, а у него ничего не вышло”

— Это нечестно! Такого не может быть! Не считается! — завопили в четыре глотки остальные рыбаки.

Я мило улыбнулся и проговорил:

— К сожалению, такой случай был. Когда грох подавился Одноглазым и выкашлял его, я как раз был с пигалицей, и так перепугался, что… В общем тебе не повезло, Шебуршун. Следующий!

— Однажды залетает в зал Совета волосатая птица, — начал Поплавок, — и говорит: “Слушай, Старик, у меня опять все птенцы от тебя. Сколько можно охальничать?”

Наверное, не надо даже и упоминать о том, что Поплавок подвергся всеобщей обструкции и был дисквалифицирован. Где это он видел говорящую волосатую птицу? Бедное безгласное существо.

— Ну, у нас так ничего не получится, — сказал я, прекратив пинать Поплавка. — Вот мы тоже как-то пошли с Одноглазым, Болтуном и Вонючкой на рыбалку и также как вы, соли почти не взяли, а взятое не смогли поделить. Пришлось домой её нести.

Мужики дружно заржали, даже Поплавок, и загомонили:

— Кончай врать-то, Скок. Соль счастья домой унесли! Скажет тоже! Ну, давайте продолжать! Кто следующий?

— Чего продолжать то? — удивился я и, засунув призовой кусок счастья за щеку, пояснил, — Ни я, ни Болтун, ни Одноглазый никогда на рыбалке не были. А Одноглазый вообще с недавних пор не сосёт. Ну пока мужики, мне на дозор пора.

И, оставив притихших рыбаков, отправился дальше.

Вынашивая планы жестокой мести, я быстро шел к дозору Светящейся Воды. Увлекательные картинки унижения и порицания Одноглазого с невероятной быстротой сменяли друг друга, радуя душу и глаз. Я был полностью поглощен и увлечен. Вот и не удивительно, что внезапно раздавшееся громовое "Кхе-кхе" сильно напугало меня. "Ой…" — тихо сказал я и огляделся, обнаружив, что нахожусь в последней перед Дозором пещере, в той из которой боковой лаз ведет наружу…

О, боги! Ну та самая, где в прошлом году на День Защитника Семьи Одноглазый громко заржал и ему еще камень на голову свалился.

А я то про какую говорю?

В дальнем от меня углу, слева, стоял громадный черный полупрозрачный мужик в древних обгрызенных и слоящихся доспехах. Его глаза ярко горели красным пламенем, ослепляя меня…

Да-да, горели, пылали, сыпались искры и было страшно. Адский огонь подрагивая, танцевал…

Вот придурки, а! Ну а почему бы ему и не потанцевать? Вон какой горячий!

Еще раз говорю, в глазах его бушевало пламя и из огненных глазниц прямо на пол с треском сыпались искры. Выглядел он отвратительно. Морда… Морду было плохо видно из-за слепящих очей, но уши я разглядел хорошо. Левое было нормальным, покрытое красивой серебристой шерстью, а правое никуда не годилось. Оно частью свернулось в трубочку, а частью болталось обугленными черными лохмотьями. Наверное туда что-то влили или кто-то плюнул.

В общем, выглядел он никудышно и совсем не солидно. Уставшим каким-то выглядел. Обнаружив перед собой всего лишь призрака, я облегченно вздохнул, и хрипло спросил:

— Болтун, опять ты, что ли?

— Я дух твоего родного отца, — оглушительно поведал мне мертвец. — Натворил при жизни хренотени всякой, вот и маюсь теперь. Осужден, понимаешь, днем слоняться где ни попадя, а ночью гореть в адском огне, пока мои окаянства не выгорят дотла. Эх, к сожалению не имею права тебе рассказывать об этом, а жаль. Прикинь — только от одних моих рассказов у тебя глаза вылетят, кровь превратится в лед, волосы поднимутся дыбом и отвердеют, а ты станешь дикообразом… или диким образом. Вот мать их, как же там у автора… Сдохнешь, одним словом. Очень, очень жаль, но пока ты живой, тебе не позволительно знать о нас, мертвых. Но слушай, слушай… Если ты только на самом деле любил когда-нибудь своего отца…