Владимир Пистоленко - Товарищи

Не закончив фразу, Оля отшатнулась в сторону, размахнулась и ударила Карцина по щеке.

— Ольга! — вскрикнула Наташа, схватила ее за левую руку и притянула к себе.

А Карцин побледнел, смущенно поглядывал на девочек и чуть двигал ладонью по щеке.

— Я… я не знал, что Надя… — срывающимся голосом заговорил он. — Она сказала — билет вообще от девочек… А прошел я по другому билету, из комсомольской организации мне дали. Не по Надиному. По частным билетам у нас сегодня никого не отпускали… Да, впрочем… дело не в этом.

Володя круто повернулся и вышел. Девушки стояли молча, не глядя друг на друга. Потом Наташа взялась за голову руками и, покачиваясь из стороны в сторону, заговорила:

— Стыд! Какой стыд! Девчонка в третьем ремесленном избила на вечере суворовца! Позор на весь город! Это же хулиганство! Кто же после этого хорошим словом нас помянет? Никто! И правильно. Заслужили. На нас скоро пальцами будут показывать: отходите в сторону, идут трудрезервы.

— А ты не ной! Защитница нашлась! Я бы и Надьке еще влепила…

Наташа резко обернулась к Оле:

— Вот что, Ольга: дружбе нашей после этого конец!

Оля растерянно взглянула на Наташу и пошла к двери.

— И все это из-за меня, во всем виновата я… только я одна! — прошептала Надя и пошла вслед за Олей. — Ну почему я такая дура? Почему?

Когда вечер закончился и гости разошлись, Наташа нашла Батурина и сказала, что ей срочно нужно поговорить с ним. Прошли в комитет комсомола.

— Товарищ Батурин, вы, конечно, ничего не знаете. Сегодня на вечере произошел позорный случай, — прямо от порога заговорила Наташа, словно стараясь поскорее избавиться от тяжелого груза.

Торопясь, она подробно рассказала Батурину и о Надином билете и об Олином поступке.

— Да, случай неприятный. И опять отличилась восьмая группа! Так вы считаете, что суворовец не виноват?

— Нисколько. Виновата Писаренко.

— Вы с ней говорили?

— Нет. И не буду. Я после этого с ней поссорилась. Наверно, насовсем.

— Вон как! А напрасно.

— Нет, не напрасно. Мне надоели ее дикие выходки.

— А вы бы лучше помогли, чтоб подобных выходок у ней не случалось… Да… Поступок Писаренко отвратителен, и она должна извиниться перед Карциным. А вы, близкая подруга Ольги, обязаны убедить ее в этом, доказать, что она — неправа и что другого честного выхода нет. Не рвать нужно дружбу, а укреплять. Забудьте о своем разладе с Писаренко, сделайте вид, что его не было. Втолкуйте ей, что этот ее поступок оскорбляет не только Карцина, но и ее, и вас, и вообще все наше училище… И еще я вам, Наташа, должен сказать: Ольге Писаренко нужно быть в комсомоле. Вы комсомолка, не отгораживайтесь от нее, а ведите за собой. Понимаете? Ведите!

Надя, Наташа и Оля жили втроем в одной комнате.

Когда Наташа пришла домой от Батурина, свет в комнате был уже выключен. Думая, что обе девушки спят, она впотьмах разделась и легла в постель. Но ни Оля, ни Надя еще не спали. Чувствуя себя виноватыми, раскаиваясь в своих поступках, они лежали молча, словно пришибленные происшедшим. Сжавшись под одеялом в комок, сгорая со стыда, Надя думала о завтрашнем дне, о том, что все училище узнает о ее похождениях. с билетом и, конечно, поднимет на смех — ведь смеяться никому не закажешь. «Ну и пусть, пусть смеются! Так и нужно дураков учить, чтоб в другой раз умнее были, не совались куда не надо». Но от этих дум спокойнее на душе не становилось. Ей никак не удавалось отогнать от себя страх, она боялась насмешек товарищей и всем своим существом хотела сейчас, чтобы об этом происшествии никто больше не узнал.

Оля думала о другом. Больше пяти лет дружили они втроем. В детском доме их койки стояли рядом, они всегда сидели в столовой за одним столом, учились в одном классе. И в школе и в детском доме их называли «тремя сестрами». Они никогда ничего не скрывали друг от друга. И если у одной случалась неприятность, они втроем переживали ее. У них всегда было что рассказать друг другу. А сколько раз бывало в детском доме, когда в спальне наступало сонное царство, они потихоньку, бесшумно ступая босыми ногами, втроем забирались на одну койку и, прижавшись друг к другу, как котята, тихо шептались! В такие часы вспоминались родные, рассказывались слышанные в раннем детстве сказки, обсуждались эпизоды минувшего дня. Бывало и так, что они втроем плакали, вытирая одной простыней носы, а иной раз до слез смеялись и, чтоб не разбудить других, зажимали ладонями рты. Они всегда были неразлучны и не раз мечтали, что вечно будут дружить и ни за что не расстанутся. После детского дома они поступили в одно училище и упросили поместить их в одну комнату. Жили по-прежнему дружно, но за последнее время между Олей и Наташей стали учащаться стычки. Обычно спор начинала Наташа. Услышав от Оли грубое слово или узнав о каком-то ее резком поступке, Наташа принималась горячо выговаривать, а Оля не могла смолчать, и начиналась словесная перепалка. Обычно правой оказывалась Наташа, и Оля признавала свою вину. Вспоминая все это, Оля понимала, что Наташа душевная подруга, что она так же крепко любит Олю, как и Оля ее. И вот теперь этой подруги нет. Наташа отказалась дружить! Она, видимо, решила, что Оля стала совсем никудышной и останется такой навсегда? Это еще посмотрим! Не хочет дружить? И не надо!

Оля представила себе, как завтра утром они с Наташей не будут разговаривать, и ее забил мелкий озноб. Не будут шутить, как обычно! Возможно, даже станут, словно чужие, не замечать друг друга! Чего бы только не дала сейчас Оля, чтобы все изменить, оставить отношения с Наташей такими, какими они были до сегодняшнего вечера! Но изменить ничего нельзя. Поздно говорить об этом. Она не заметила, как вздохнула.

— Ольга! — шепотом окликнула ее Наташа.

Оля подумала, что ослышалась.

— Оля! — снова позвала ее Наташа.

— Ну?

— Ты не спишь?

— Нет. А что?

Наташа не ответила. Оля услышала, что подруга встала с койки и зашуршала туфлями по полу.

— Подвинься, — шепнула Наташа и, когда Оля отодвинулась к стенке, нырнула к ней под одеяло.

— А меня забыли? — уже во весь голос сказала Надя и вприпрыжку бросилась к Олиной койке.

Началась возня, смех. Потом зашептались.

Разошлись по своим местам заполночь. Но едва Наташа задремала, как Оля окликнула ее:

— Наташа, а знаешь, что я думаю: письмо Карцину писать не буду. Не надо.

— Почему? — встревожилась Наташа.

— Письмо — нехорошо. Будто я боюсь его. Лучше всего пойду и скажу все, в глаза скажу: так, мол, и так, очень я похожа на дикаря.

Мазай и Жутаев пришли на усадьбу МТС ранним утром, когда еще не совсем рассвело и и окнах мигали огни.