Ариф Сапаров - Битая карта

Работа чекиста похожа на отгадывание загадок. Жизнь подбрасывает их довольно щедро, эти бесчисленные загадки, требуя быстрых и по возможности безошибочных ответов. Иногда они совсем простенькие и ответ лежит как бы на поверхности — нагнись и подыми. Гораздо чаще встречаются сложные, требующие настойчивого, кропотливого труда. Бывает же и так, что бесхитростная вроде загадка неожиданно становится почти головоломкой.

— Не исключай, пожалуйста, Беглого Муженька, — посоветовал Мессинг, когда они обсуждали предстоящий допрос Колчака. — Вполне возможен этот вариант. Тем более что не обязательно они должны знать про нашу ошибку…

Александр Иванович смолчал тогда, подивившись деликатности Станислава Адамовича. Нашу ошибку! Сам-то он всю эту дрянную историю с упущенным резидентом считал персональным своим промахом. Никто его, правда, не обвинял, но легче от этого не становилось. Промазать так непростительно, так бездарно! Почти в руках была крупная птица из вражеского лагеря, бери ее, не дай уйти — и вдруг срабатывает дурацкая первобытная хитрость, рассчитанная на явных простаков.

Беглым Муженьком в Петроградском ГПУ не сговариваясь называли Михаила Яковлевича Росселевича, бывшего капитана царского Генштаба и начальника разведслужбы «Народного союза защиты родины и свободы».

В коллекции Александра Ивановича капитан этот был, разумеется, учтен — слишком заметная фигура. Известно было, когда кончал Академию Генштаба, где и в каких должностях служил до революции, кем персонально завербован в савинковскую организацию. Имелись и кое-какие сведения о привычках. Отмечалось, к примеру, что абсолютный трезвенник, славится усидчивостью и немногословием, а свободное время почти целиком посвящает верховой езде, испытывая какое-то непонятное отвращение к автомобилям.

Скудные были сведения, ничего толком не объясняющие, и эта их заурядность внушала Александру Ивановичу беспокойство. «Неужто в логове Савинкова, в этом редкостном сборище отъявленных негодяев, могут пребывать вполне нормальные человеческие особи? — спрашивал он себя. — Не братоубийцы, не залитые кровью палачи и душегубы? Да еще в столь доверительной роли, какая отводится обычно начальнику разведслужбы?»

Тревожный сигнал из Москвы еще более усилил беспокойство. В оперсводке, подписанной заместителем начальника контрразведывательного отдела ГПУ Сергеем Васильевичем Пузицким, сообщалось о задержании савинковского лазутчика Нагель-Неймана. На допросе этот лазутчик признался, что должен был встретиться в Петрограде с капитаном Росселевичем, а также — и это вовсе не лезло ни в какие ворота — с Ильей Романовичем Кюрцем, известным международным шпионом по кличке Китаец.

Поздней осенью 1919 года, когда Петроградская чека разгромила крупный белогвардейский заговор в Петрограде, Александра Ивановича еще не было на берегах Невы. Не знал он, естественно, ни Поля Дюкса, ни Китайца, ни таинственную Мисс, готовивших операцию «Белый меч», которая должна была сокрушить оборону города изнутри. И вполне возможно, взялся бы за розыск неведомого ему Китайца, если бы не своевременная подсказка Петра Каруся.

— Найти этого стервеца дело несложное, — сказал Петр Адамович, познакомившись с оперсводкой. — Всего и труда, что позвонить по телефону.

— Куда позвонить?

— В тюрьме он сидит, в «Крестах». Срок свой отбывает.

— А за что?

— Это длинная история, — засмеялся Карусь. — Возьми, если интересуешься, архивную справку о заговоре Поля Дюкса…

Вскоре Китайца привезли в ГПУ. Изрядно полинявший за три года тюремного заключения, выглядел он обеспокоенным. Настороженно топорщились усы-пики, в бегающих глазках застыла тревога. Чего еще хотят от него чекисты? Уж не докопались ли до каких-нибудь давних грешков, которых не раскрыло следствие?

— Беспокоиться вам не нужно, страшного ничего нет, — сказал Карусь своему старому знакомцу. — Просто мы хотели бы знать, когда и при каких обстоятельствах встречались вы с капитаном Росселевичем? Знакома вам эта фамилия?

Китаец облегченно вздохнул, задумался. Память его хранила сотни фамилий и конспиративных кличек, как и положено тренированной памяти профессионального шпиона. С кем только не встречался он за долгие годы сотрудничества в русской и немецкой, в английской и французской разведках! И вот теперь ничего не мог припомнить, хотя очень хотел быть полезным, рассчитывая на соответствующие льготы в тюрьме.

— Увы, с господином Росселевичем я не знаком, — сказал Китаец.

— A y него, представьте, запланировано свидание с вами в Петрограде… Как это объяснить?

— Вероятно, он тоже собирается угодить в «Кресты», — без улыбки ответил Китаец.

Но до водворения в «Кресты» начальника савинковской разведслужбы было еще далеко. Удалось, правда, установить, что в Петрограде под чужой фамилией проживает его супруга Людмила Евграфовна. Молодая еще дамочка, единственная дочь осужденного за контрреволюционную деятельность крупного царского генерала. Ни в чем предосудительном не замечена, ведет себя скромно, к служебным обязанностям в торфяном тресте относится с похвальным усердием.

Чуть позже последовало новое открытие. Стало известно, что Людмила Евграфовна поддерживает нелегальную переписку со своим мужем. Дважды в месяц, как выяснилось, у нее свидания с приезжающим из Москвы дипкурьером польской миссии. Всякий раз на улице, мимолетно и вроде бы случайно. И всякий раз с незаметным обменом письмами.

Проще бы простого использовать одну из этих встреч. Схватить на улице, что называется, с поличным, выяснить характер переписки, а заодно и польских дипломатов призвать к порядку.

Только не все простое бывает самым правильным. Поразмыслив, Александр Иванович решил действовать осторожнее. Вскоре Людмиле Евграфовне понадобилось выехать в служебную командировку, причем чрезвычайно срочную.

В тот же вечер Александр Иванович получил возможность не торопясь познакомиться с интересующими его письмами.

Странные это были письма. Наскоро прочитав всю пачку, Александр Иванович принялся перечитывать каждое письмо. Рассматривал их с лупой, крутил и так и этак, пытаясь обнаружить какие-то признаки скрытого смысла и, все больше удивляясь, не обнаружил решительно ничего. Не помог ему и опытный криминалист, умевший докапываться до самой искусной тайнописи.

Письма были любовными. Если бы не знать их автора и нынешнее его ремесло, можно было подумать, что шлет их из Варшавы смертельно истосковавшийся и усталый мужчина. Настойчиво пишет о затянувшейся долголетней разлуке с любимой женщиной, о немеркнущих своих чувствах, о надеждах на лучшее будущее, без устали повторяет в каждом письме, что жаждет мира, тишины, скромного домашнего счастья. Но в том-то и была загвоздка, что Александр Иванович слишком хорошо знал, какого рода деятельностью занят начальник разведслужбы у Бориса Савинкова. Да и сам способ переписки при содействии дипломатических курьеров не внушал доверия.