Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

— Не ко времени такой снегопад, — озабоченно сказала тетя Мяхек.

— Ничего, — старик кашлянул, — пускай лучше снег, чем сухим морозом жечь.

Когда мы добрались до развалин, где вчера расстались с Инером и Дурли, уже темнело. Снег падал крупными влажными хлопьями. С северной стороны тянуло дымком, доносился собачий лай — жилье было неподалеку.

Неторопливо шагавшие ишаки остановились против развалин. Я погладил корову по шее, она благодарно замычала и прижалась ко мне. Жаль было животину. Ишаки, хоть и тяжело груженные, на ровном месте то и дело прибавляли шаг, и стельной корове приходилось туго.

Арча-ага не спешил развьючивать осла. Взглянул на темное, беспросветное небо, окинул взглядом развалины, стряхнул снег со старенького хивинского халата, с длинных завитушек тельпека…

— Ну как, пальван-ага? — подождав немного, спросила тетя Мяхек. — Хочешь остановиться?

— Не знаю, что и сказать, Мяхек… Непохоже, чтоб снег скоро перестал. Взглянуть надо, может, найдется местечко — притулиться, скотину укрыть…

— А может… в аул?.. — несмело предложила тетя Мяхек.

— Это бы, конечно, хорошо — в аул, да только у всех свои заботы, что мы будем навязываться? — И старик повернул осла к развалинам.

— Знала, что так ответит, — проворчала тетя Мяхек. — Надо же, какой гордец! Ты подумай: ночью бы, говорит, домой вернуться!.. Тайхар! Давай попробуем вместе его уговорить: нельзя стельную корову под снегом держать всю ночь. Как сам-то не понимает?

Последние слова она произнесла громко, старик услышал.

— Понимаю, Мяхек! — сказал он, показываясь из-за обвалившейся стены. — Все понимаю. Я место нашел укрыться. Тут, за углом. С трех сторон закрыто, снег не попадает. Разведем костерок, погреемся, чайку попьем да и вздремнем до утра. Скотину тоже есть где поставить. Недалеко селин растет, нарвем, бросим им, пусть жуют, развлекаются… Давай разгружать!

Тетя Мяхек сделала мне знак: "Говори!"

— Арча-ага! — несмело начал я, мне никогда не приходилось возражать старикам. — А может, лучше в аул?

— Да хорошо бы, сынок, очень хорошо! — нисколько не рассердившись, сказал старик. — Только не больно-то сейчас гостей принимают. Вдруг не пустят? Тащиться сюда среди ночи?.. Нет, Тайхарджан, давай уже здесь ночевать.

— Ну уступи ты хоть раз, пальван-ага! — сказала тетя Мяхек, начиная сердиться. — Ишаки что, им ничего не будет, И сами не околеем, а вот корова… Ведь стельная, пальван-ага. Такую цену за нее дали!.. Неприятно вам проситься на ночлег, я сама. Ничего тут такого нет. Одни не пустят, к другим постучусь. Свет не без добрых людей.

— Эх, судьба!.. — вздохнул Арча-пальван. — Иди, Арча-пальван, за женщиной, она будет искать тебе ночлег!.. Да ничего ей не станет, вашей корове!

— Ну, как хочешь! — решилась вдруг тетя Мяхек, почему-то обидевшись. — Всему есть предел, и гордости тоже. Я с мальчиком поеду. Найдем у кого-нибудь приют.

— С богом! — коротко сказал Арча-ага и, не добавив ни слова, повернул за угол. Я вопросительно поглядел на тетю Мяхек.

— Ну и упрям! — укоризненно сказала она. — Ладно, Тайхар, садись на своего ишака — у него груз поменьше, а корову я погоню.

Я уже взобрался на ишака, но у меня вдруг защемило сердце. Вчера мы расстались здесь с Дурли и Инером, теперь оставляем старика.

— Арча-ага! — крикнул я. — Мы рано утром вернемся!

— Поедем, Арча-ага! — крикнула тетя Мяхек.

— Желаете со мной возвращаться, чтобы на рассвете были здесь! — донесся из темноты сердитый старческий голос.

…Я оставил ишака перед большим домом с верандой. Глядевшее на улицу окно дома тускло светилось.

— Таким гостям, как мы, лучше бы что поскромнее… — тетя Мяхек вздохнула. — Но уж раз остановились… Попытаем счастье!

Она направилась к дому. На цепи у сарая залаял пес. Хлопнула дверь, тетя Мяхек вошла… Через минуту она уже возвращалась, за ней шел мужчина на костылях.

Только что этот богатый дом представлялся мне таким чужим, недоступным, я даже боялся глядеть на него, но человек с костылями сказал несколько слов, и все изменилось: мне казалось уже, что я бывал здесь, что я давно знаю и этот дом, и этого человека!..

Побрехав, собака угомонилась. Мы разгрузили ишаков, сложили вьюки в углу веранды. Хозяин дома позвал кого-то, и в дверях показался мальчик моих лет.

— Корову загони в сарай, — сказал ему отец, — а ишаков привяжи под навесом, там не дует; И корма задай! — крикнул он вслед мальчику.

В первой комнате сидела молодая женщина, она молча окинула нас недобрым взглядом. Тетя Мяхек осталась с ней, а меня хозяин позвал в другую комнату.

В доме было тепло, видно было, что дров не жалеют. Хорошо! Вот только хозяйка… Она встретила нас не так, как этот, на костылях. Я старался не показать, что смущен ее приемом, но мне было не по себе.

— Уж извините, — пробормотал я. — Обеспокоили среди ночи… Заботу вам дали…

— Э, милый, да пропадет тот, у кого заботы нет! Лови! — Хозяин кинул мне подушку. — Не думай об этом. Давай лучше знакомиться. Меня зовут Кемал. А тебя?

— А у меня имя плохое: Тайхар…

— Тайхар? И правда странное имя… Редко встречается. Заходите, заходите! — сказал он, заметив в дверях тетю Мяхек. — Располагайтесь!

— Спасибо, сынок! Не хотелось бы старика одного бросать. Если позволите, оставим у вас скотину, а утром заберем, можно?

— Это зачем же? — Кемал встревоженно схватил стоявшие у стены костыли. — Так дело не пойдет! Никуда я вас не отпущу. Если за старика беспокоитесь, пошлю за ним.

Женщина за стеной сердито кашлянула.

— Что вы! — испуганно воскликнула тетя Мяхек. — Не утруждайтесь зря! Арча-ага ни за что не поедет. Уж мы уговаривали, уговаривали… Такой человек.

— Ну, как знаете! — Кемал встал и, пройдя в соседнюю комнату, плотно притворил дверь. Я понимал, почему тетя Мяхек решила вдруг уйти из теплого дома, оставив только скотину. Мы сидели, посматривая друг на друга, и не знали, на что решиться. В соседней комнате раздался глухой удар, женщина вскрикнула, послышался плач…

— Молчи!

Женщина умолкла. Мы вскочили, чтобы немедленно уйти, но вошел Кемал, а за ним — мальчик с дастарханом. Вскоре появились пиалы, чайники с горячим чаем, лепешки…

— Перекусите, пока ужин готовят… — не глядя на нас, сказал Кемал. — А жену простите, нездоровится что-то. Голова…

— Бывает… — тетя Мяхек сочувственно кивнула. — У нас, у женщин, она вообще слабая, голова…

Кемал понял ее намек, улыбнулся широко, доверчиво.

— Говорят, любая болезнь лечится, даже самая застарелая. Если, конечно, взяться как следует. Вот мне и придется заняться.

Разговор завязался легко. Кемал рассказал, что после ранения демобилизовался, работает счетоводом. Ноги-то вроде бы и при нем, а пользы от них мало — позвоночник задет. О себе он больше говорить не захотел, начал расспрашивать нас.