Герд Фукс - Мужчина на всю жизнь

В тот день, когда они должны были получить расчетные листки, Райсмюллерша села в столовой отдельно от всех, в гордом одиночестве.

— Вот дурная голова, — сказала Ирена, — теперь нам придется пересаживаться к ней.

Следом за ними потянулись другие работницы; чтобы все уместились рядом, пришлось составить несколько столов; в противоположном конце осталась только Эхтернахша и еще трое.

Они все уже слегка подзавелись, пока переходили на новое место в столовой, а когда оказались на своих рабочих местах, кто-то запел:

Последнюю строчку подтянуло еще несколько человек, а когда мастер закричал:

— Тихо! Вы, крикухи! Я сказал, тихо, — тут уж подтянули все:

Теперь уже пели с наслаждением:

Песня подняла у всех настроение.

Пришла старуха из бухгалтерии. Они вскрыли конверты, и тотчас раздался общий ликующий крик. Они танцевали с расчетными листками вокруг столов.

Давай-ка ты отсюда прочь, старуха камбала,

прочь-прочь, ты, камбала-а!

Это нужно было отметить.

Вот почему, когда Марион пришла домой, она не так уж прямо стояла в дверном проеме. Он сидел в кухне и читал газету. На носу у него были очки. Совсем недавно он заказал себе очки для чтения.

— Хайнци, — сказала она. — Хайнци, дружище.

Она не могла удержаться от смеха.

— Хайнци, что у тебя за вид?

Он взглянул на нее поверх очков.

— Ой, мне плохо, — стонала она. — Ой, не могу!

— Посмотри на себя, что у тебя за вид.

В постели на нее снова напал смех. Не в силах удержаться, она накрылась одеялом с головой. Он лежал рядом с крайне оскорбленным видом.

Она долго не могла заснуть. Снова и снова вспоминала весь этот день. Хотела запомнить его во всех подробностях. Даже самых незначительных.

Между тем Рита давно уже сказала ей, где бывает по вечерам. Правда, с условием, что отец ничего не узнает. Марион долго раздумывала, потом решилась поговорить с ним начистоту.

— Она не хочет, чтобы я тебе говорила. И я ничего не скажу. Оставь ее в покое. Ты ничего не добьешься. Во всяком случае, повода для беспокойства здесь нет.

Как-то вечером Риты и Марион снова не было дома, и Хайнц прошел в комнату дочери. На стенах яркие плакаты — Элвис Пресли, Роллинги, Дженис Джоплин, обнаженная девица на мотоцикле, лес, буковые деревья в лучах солнца, дешевые издания для подростков, некоторые явно дурного пошиба, коллекция маленьких стеклянных зверей.

Он взял с полки пластинку, включил проигрыватель и тотчас опять выключил. Первые же звуки заставили его вздрогнуть.

Он огляделся. Конечно, за всем этим кроется связь с парнем. Где-то она наверняка прячет его письма.

И тут в дверях появилась Рита.

Оба испугались.

Он подыскивал слова. Слова, которые сумели бы все объяснить, исправить, но скоро понял, что исправить ничего уже нельзя.

Он все же попытался найти какие-то слова, но Рита с рыданиями кинулась на постель.

Он постоял еще немного, а потом внутри у него словно что-то оборвалось, он вышел из комнаты и захлопнул дверь.

Чертовы бабы.

Не поймешь, рассказала она об этом Марион или нет. Девчонка делала вид, будто ничего не случилось, но между ними возникло легкое отчуждение, заметное только ему. Он избегал оставаться с глазу на глаз как с той, так и с другой.

— Давай-ка, Карстен, организуем что-нибудь вдвоем, только для мужчин. Куда пойдем — в городской парк, на Эльбу или в Ниндорфский заповедник? Тебе чего — мороженого, кока-колы или шоколада? — Карстен смущенно выбирал. — Говори честно, чего тебе хочется, сегодня мы делаем только то, что хотим.

Впрочем, это было не совсем так. Хотел в основном один Карстен.

— Папа, можно мне открыть окно? Папа, мы пойдем сейчас направо? Папа, сколько тебе было лет, когда была война? Кто твой любимый вратарь? Почему на небе полосы от самолетов?

— Послушай, что у тебя за манера вечно спрашивать?

Карстен замолчал.

— Ну, ударь же разок по мячу. Для чего мы тогда его брали?

Карстен послушно ударил по мячу, побежал за ним, налетел на пожилого мужчину и плюхнулся на землю.

Отец скрипнул зубами.

— Не забудь по крайней мере захватить мяч.

— Папа, можно мне пройти по стенке?

— Слушай, у меня сейчас лопнет терпение.

Подбородок у Карстена задрожал.

Теперь он еще и расхнычется. Карстен в самом деле расплакался.

— Все, пошли домой.

Наконец-то на горизонте забрезжили школьные занятия. На последний уик-энд Ирена пригласила Марион с детьми к себе. Пригласила она для проформы и Хайнца, но никто не стал возражать, когда он отказался.

Навьюченные хозяйственными сумками и надувными матрацами, складным столом и купальными костюмами, подстилками и пакетами с едой, они тащились к автобусной остановке. Пусть он катится со своим автомобилем куда хочет. Было еще прохладно, но на небе ни облачка, и день обещал быть жарким. Когда они добрались до Ирены, все окна у нее в доме уже стояли настежь. Старшие девочки уединились в шезлонгах на балконе, Лиза показывала Карстену свою комнату. Внизу, в дворовом сквере, сидели люди в шортах и в бикини, с папками для рисования. Почти на всех балконах тоже были люди, визжали дети, орали радиоприемники.

— Ирена, дай-ка я тебя обниму.

Лиза и Карстен что-то притихли, матери заглянули к ним и обнаружили, что ребята меняются джинсами и рубашками. Марион и Ирена принялись не спеша готовить обед. Становилось жарко. Бикини давно уже стали им тесноваты, но все равно так приятно ощущать кожей теплый воздух.

— Мы старые обозные клячи, — воскликнула Марион и похлопала себя по животу.

Они готовили chile con carne [5] Мясо с острым перцем (исп.). . По рецепту из иллюстрированного еженедельника. Торопиться было некуда, они болтали, курили, уже разок приложились к вину; никогда в жизни они еще не ели такого блюда. Обе прямо-таки сгорали от любопытства, чем дальше, тем больше, а еда в кастрюле становилась все более острой и отменной.