Марина Анашкевич - О, Брат

И увидел Каин: стадо возвращалось домой, и в пыль проникло солнце. И вот, Авель в солнечной пыли, и светел ликом. И почернело лицо Каина, ибо не такого ждал. И светлый круг солнца помрачился для него, и потемнело в глазах: не убавилось, но прибавилось овец в стаде, и пастух их исполнен бодрости, словно не знал лишений в горах.

И обнял Еву, и преклонил колени перед Адамом, и увидел, что плоть, как паутина, прилипает к костям их, и глаза истаяли в своих впадинах, как иссохшие ядра в ореховой скорлупе.

И снял Авель с осла винные мехи, наполненные водой, и дал напиться отцу с матерью, Каину же поднес последнему. И хотел Каин оттолкнуть руку дающую, но припал к воде жадно, и не мог оторваться, и покинула тьма глаза его. И Авель улыбался ему, но отвернулся от улыбки брата, как от света слепящего.

И напоил Авель осла, что издыхал у ворот дома. И сказал: высоко в горах есть источник, и бьет из него вода, и живая сила в этой воде. И сказал Каину: завтра встанем рано, брат. И возьмем двух ослов, и навьючим на них винные мехи, и наполним их водой из источника, и вернемся. И еще сказал: наполним этот большой сосуд диким медом, и будет, что есть отцу и матери. И прибавил:

— Милость Того, кто Дар, бесконечна.

И заскрипел Каин зубами, и кинул взор черный в твердые небеса. И хотел сказать: Дарующий слеп и глух, и не призрел он дара моего, и все, что имел я, уничтожил… Но не сказал, потому что вспомнил о тени.

И скрылся от домашних своих, и бродил один до самого вечера, и не мог унять обиду в сердце. И жгла, и пылала, как угли, и страдал от жжения нестерпимого. И узнал, что слезы солоны как пот, который слизывал с губ во время работы в поле.

И увидел памятью своею: вот, Ева пришла к нему в поле, и принял из рук ее вино и хлеб. И смотрела, как пьет жадно, и сказала, рукой коснувшись:

«Как много влаги твоей берет земля… Борозды эти политы потом твоим, как дождем… Выпей еще вина, я принесла его много. Ибо сказал Адам: вино веселит сердце, а хлеб укрепляет его. Ешь и пей вдоволь и отдохни под деревом на траве: олень и фазаны, кролики, скот — все собираются в тени его в полдень».

И уклонился от руки ласкающей: пусть кудри Авеля будут послушны ей. Разве он, Каин, агнец, молоко сосущий?

И сказал:

«Оставь, солнце не будет ждать меня, вино же пусть ждет часа веселья».

И сказал памяти как матери своей:

— Оставь меня, ибо ласки твоей нет страшнее! Вот, даешь и отнимаешь, и уходит, как роса, а узы бедствия остаются!

Вот, отнято веселье у сынов человеческих, вот, благосклонен час лишь для слез, и увлажняют землю, но разве станет рождать от воды соленой?! Вот, стала тверже панциря черепахового, и сетует о хлебе истребленном и слышу, как говорит мне: красней от стыда, раздирай сердце свое, земледелец! Вот, приятен Дающему дождь звук свирели пастушьей, и отверг Он пот твой! Рыдай о пшенице и ячмене и вспоминай о днях протекших, когда на горе всякой и на всяком холме возвышенном текли ручьи, и потоки вод затопляли луга…

И снова сказал памяти своей: оставь, не присылай видений своих без числа.

Но не отпускала она, и вела, и показывала ему: вот, мехи полные вина, вот, корзины со смоквами и горы пшеницы, и ячменя, и муки, и бобов, чечевицы, и жареных зерен. И горшки, полные меда и масла, и сыра. И сосуды округлые с молоком, большие и малые… И насытишься, и еще останется…

И ушло все. И увидел: смягчилось солнце, ибо знает свой запад. И вечер привел тишину на землю, и небеса облеклись в сумрак. И птицы сложили крылья свои, и цветы закрылись, и зверь в тростнике взалкал о добыче. И услышал Каин в рыке его: человеку лучше вернуться под кров свой.

И ступив на порог, увидел светильник сквозь завесу и две тени, одной ставшие, ибо не хотела Ева разлучаться с сыном, с мягкими кудрями его. И голос Авеля мерцал во тьме светом слабым, и медлил Каин на пороге. И стоял, и слушал, роняя дыхание, и было оно громче слов брата:

— В ущелье скалы, под кровом утеса, было жилище лисицы с лисенятами. Вот, подрастали и сами могли заботиться от себе, но еще держались возле матери своей. И только один не мог добыть себе пищи, и ползал, и задние ноги волочил по земле, ибо таким был от рождения. И мать заботилась о нем, и приносила корм, и ласкала его языком своим, и уходя за добычей, оставляла в норе. И вот, ушла снова, и выполз из норы и звал ее на краю скалы. И самый большой и проворный из братьев стал грызть его и сбросил вниз. И вернулась, и искала, и не нашла. И тосковала долго. И стояла на круче и нюхала воздух…

И не стал Каин слушать дальше, и отдернул край полога. И легла его тень на свет задрожавший:

— Слабый не должен жить, — сказал. — Я бы всех лисенят сбросил с кручи, ибо портят виноградники наши.

И настало время вечерней молитвы, и преклонил Авель колени. И опустились на них Адам с Евой, и Каин, помедлив, стал рядом. И наклонил голову, и кудри его, дым черный, закрыли лицо. И не шевелились уста его, как у всех, но были сжаты крепко.

И заметила это Ева, и когда окончили молитву, сказала Адаму. И замерло в нем сердце его, и стал он, как камень. И призвал к себе Каина, и спросил того, отчего не возносит смиренное моление пред лицом Дарующего?

И молчал Каин.

И тогда возвысил Адам голос свой:

— Вижу: хочешь отделаться от молитвы, как от неволи! Вот, упорствует сердце твое, но смягчи его, подобно брату.

И вскинул голову черную Каин:

— Сердце мое не черствее хлеба, который он ел сегодня!

— Положи руку свою на уста свои и не упрекай брата, ибо он делает больше!

— Скажи, что, ибо не вижу дел его.

— Он молится за тебя пред Дарующим!

— Что мне от его молитв?

И тогда сокрушил Адам глиняный сосуд, разбив его без пощады, так что в обломках его не нашлось бы и черепка, чтобы взять огня с очага или зачерпнуть воды из колодца. И было лицо Адама, как из скалы высеченное, и слова его были твердая тяжесть:

— Войди в себя, сын мой Каин, и осмотрись. Где ты видел, чтобы одно светило бранствовало на другое?! День дню возвещает, а ночь ночи. Все кругом — соединение и союз. Вижу: ты мучаешься нетерпением возразить мне, но я хочу продолжить слово! Плотью своей научись управлять, укроти ее, как в тростнике зверя, как скот домашний, данный в помощь, пусть будет покорна тебе.

— Разве плоть моя не от плоти твоей?

— Обуздай уста свои! Оглядись, что ты сеешь в мире! Ревность в доме моем снедает тебя и покрыла, как плющ!

И тогда Каин возвысил голос свой:

— Семена, что взрастил я, сложил на гумно твое, ты же, как саранчу, поносишь меня! Или забыл ты об урожаях обильных?! Но память моя со мной! Разве не нес я на жертвенник от первого плода? И разве не была жертва эта за всю семью? И награда мне — зной палящий! А что принес Ему брат? Что за труд — играть на свирели и возносить речи к небу?! Но Дарующий дал ему место в горах, где овцы утучнели и приумножились, а вся скотина на службе у меня пала! И с вершины горы той брат вернулся в облике мужа сильного. Откуда в нем сила, которой не было прежде? Я же едва на ногах стою, и он готов понести меня! И станет по праву сильного указывать мне, ибо принят дар его, а мой отвергнут! И я должен принять это, как вол ярмо?! Или я больше не первородный сын, скажи! Может, ему отдашь первородство мое и благословление твое?!