Анн Филип - Одно мгновенье

Я возвращалась. Дети — требовательные, добрые и веселые — завладевали мною. Я подчинялась им, это было приятно, они любили меня, они были жизнью. Я чувствовала голод, у меня снова появился аппетит, но я старалась не замечать слишком ясных ночей. Я знала, за ставнями луна заливает своим светом приморские сосны, лощину и зеленые дубы. Мне хотелось подняться на холм и растянуться подле тебя. Но я не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы сделать это. Я читала.

К концу лета твоя могила стала для меня привычной. Часто, находясь вдали от нее, я думала о ней и внешне оставалась спокойной. Я мысленно представляла себе, как тянут вверх свои ветви деревья. Я точно знала, когда они перерастут ограду и когда их верхушки увидят море. Я знала, когда их тень играет над тобой, какие ветры колышут их кроны. Где бы я ни была, стоило мне захотеть, и я слышала шум дороги, голоса деревни, завывание мистраля, шквалы восточного ветра, дождь, скрип железной калитки, которую толкает входящий. Да, я знала все звуки, которые долетают до тебя. И я знала, в котором часу птицы прилетают пить с цветов капельки росы.

Идут месяцы, годы, сменяются лета и зимы. Вот и снова весна. В неподвижном воздухе она накатывается на меня волнами. Она то дарует мне, то вновь отнимает у меня силу и надежду. Иногда вкрадчивая, иногда давящая, она проникает в самую глубину души. Достаточно частички ее, смешанной с неожиданно теплым воздухом, птичьего щебетания, почки, лопнувшей на дереве в нашем дворе, шума дождя, взрыва смеха за окном, чтобы все снова стало зыбким. Спокойствие, которое, мне казалось, я обрела, мудрость, которой я гордилась, принятые решения, примирение с действительностью, усмиренное возмущение, приглушенное горе, мои прекрасные прочные замки сразу оказываются замками, построенными на песке. Ураган рядом, он дремлет, готовый обрушиться на меня, как только небо станет нежным, как только появятся первые зеленые ростки, которые создают хрупкое гало вокруг деревьев.

«Уже весна, я надену белые носки, все мои подружки так ходят!» — кричит мне дочка.

Да, инстинкт очень живуч, он чует, он знает, он всегда прав. Разум отмечает, что все это закономерно, но он не в силах заставить меня унять дрожь. Тело не обманывает никогда, оно может призвать к порядку. Я чувствую себя вялой, охваченной бесконечной усталостью. А когда я выхожу из оцепенения, мною овладевает то безумный гнев, то горе. Это возмутительно, что тебя здесь нет. Я часто наблюдаю за двумя старушками. Чуть ли не час они одолевают кусочек улицы, что виден из моего окна. Одна из них согнулась почти под прямым углом, другая ее поддерживает; они идут, никого не видя, не произнося ни слова, две заводные куклы, одетые в черное, с серыми лицами, по которым нельзя даже догадаться, какими они были в молодости. Знают ли они, что наступила весна? И неужели только потому, что они еще могут двигаться и сердца их бьются, можно сказать, что они живут? А может быть, они еще больше дорожат жизнью, чем юноша в расцвете сил, готовый умереть ради того, что он любит, и чем тот красивый молодой мужчина, каким был ты, который говорил: «Я хотел бы умереть молодым!»

Весна причиняет мне боль. Мне хочется просить у нее пощады. Каждый год я надеюсь, что смогу наслаждаться ею или совсем забуду ее вкус. Значит, я не продвинулась вперед ни на шаг? Неужели я словно белка в колесе? И смогу ли я когда-нибудь спокойно свернуться клубочком в своей кровати?

Весенний воздух заставляет меня грезить о прошлом и о том, что было бы, если бы ты был со мною. Я знаю, что эти грезы — просто неспособность жить настоящим. Я плыву по течению, не заглядывая слишком далеко или слишком глубоко. Я жду момента, когда вновь стану сильной. Он настанет, я знаю, я еще не утратила вкуса к жизни. Я хочу спастись, но не хочу освободиться от тебя.