Анастасия Дробина - Дорогой длинною

Молдаванка мгновенно опустела, её православные обитатели спешно выставляли в окна домашние иконы и, шёпотом проклиная "пьяных адиотов", прятали по каморкам соседей-евреев. Те, у кого не было добрых соседей, целыми семьями бежали к родственникам, живущим в других концах города.

Погромщики разнесли несколько лавок, по улицам летел пух из порванных перин и подушек, на мостовых валялись обломки мебели, разбитые вазоны с цветами, осколки посуды, тряпки… Слышался вой и причитания, полуодетые еврейки с визгом носились по переулкам, спасаясь от преследователей, ревели дети, раздавалась пьяная брань. Несколько спасло положение появление на поле боя Лёвки Шторма с десятком налётчиков: оглушительной пальбой из револьверов они разогнали пьяную толпу на Костецкой. Но на всю Молдаванку Шторма и его мальчиков, при всей их лихости, не хватило. Когда евреи поняли, что от бестолковой беготни по улицам пользы мало, часть из них, самая отчаянная, понеслась через Нижний город к дороге, ведущей в рыбацкий посёлок. Они прибежали к рыбнику Янкелю, который здраво рассудил, что прятаться надо не в его лавке, куда вот-вот тоже могли прийти погромщики, а в месте понадёжней. И теперь толпа человек в пятьдесят стояла во дворе кабака, глядя на растерянного и перепуганного Лазаря, как на пророка. Лазарь, мать которого действительно была еврейкой, королевой публичного дома на Пересыпи, подбросившей своего малыша сразу после рождения к дверям греческой церкви, напрочь отказывался признавать неудобную родню и сейчас осипшим от крика голосом в сотый раз втолковывал евреям:

– Неужто вы думаете, они сюда не придут?! Явятся через час как бог свят!

И что? Что будет, я вас спрашиваю?! Вас в море покидают, а впереди всех я полечу! Так что, Янкель, забирай свою шоблу, и отваливайте помаленьку! Не могу я ничего, не могу, и всё! Сам невесть какого происхождения!

– Подожди, Лазарь, - вдруг сказала Роза, стоящая за его спиной. - Может, рыбачков позвать на помощь?

– Да откеля же?! - завопил Лазарь. - Все в море, никто не возвращался! Ни одна шаланда не подгребла!

– Но… гаджэ их впрямь в море покидают, - с ненавистью сказала Роза, глядя в сторону города. Илья, стоящий рядом, с тревогой наблюдал за ней. Он уже знал: этот жёсткий блеск в глазах, так редко появляющийся у Розы, не предвещает ничего хорошего. Мельком он взглянул на белую дорогу, ведущую в город, - и вздрогнул: на ней пылилось серое облако.

– Лазарь… - охрипшим голосом сказал он. - Уже идут.

Лазарь глянул на дорогу, подпрыгнул на месте, охнул и юркнул в дверь трактира. С минуту оттуда доносились звуки отчаянных его перемещений из комнаты в комнату и приглушённые чертыхания, а потом в окно просунулась почерневшая, засиженная мухами, почти неузнаваемая икона Николы. Рядом с Николой появилась бумажная пыльная Богородица, и по скрежету металла Илья догадался, что проклятый Лазарь запирается изнутри.

– Эй, Лазарь, сукин сын! - заорал он, прыгая на крыльцо и барабаня кулаками в дверь. - А нас, что ли, тут бросишь? Мы ж тоже православные!

Евреи заголосили втрое громче. Старики безмолвно опустились на колени в молитве, матери зажимали рты младенцам, бледные мужья обнимали ревущих жен. Роза, с потемневшим лицом, с ходящими желваками на скулах, смотрела на это столпотворение. А затем не вошла - взлетела на крыльцо, ударила кулаком в дверь и крикнула так, что Илью бросило в пот:

– Лазарь!!! Не отопрёшь - клянусь, я сама тебя в море утоплю!

Мгновение было тихо. Затем дверь осторожно приоткрылась. Роза дёрнула за ручку, пнула коленом в живот стоящего за ней Лазаря так, что тот с воплем повалился на спину, повернулась к толпе евреев и закричала:

– Живо сюда, люди добрые! Да не войте вы, как грешники в аду!

Несмотря на серьёзность момента, Илья подивился организованности евреев: они смолкли, словно по команде, и скопом бросились в дверь, волоча за собой детей и едва успевших подняться с колен стариков. В считаные минуты во дворе никого не осталось. Илья вбежал вслед за ними; по звуку догадался, что Роза уже в своей комнате, и помчался туда. Распахнув дверь, закричал:

– Ты ума лишилась, чёртова баба?! Лазарь прав: всех перетопят, как котят, и жидов, и нас вместе с ними! Хоть бы о Митьке подумала, дура! Сдохнешь, что с ним будет?

Роза, не отвечая, сидела над своим сундуком с откинутой крышкой и молча, ожесточённо вышвыривала прямо на пол тряпки. Найдя то, что искала, она бросила пёстрый свёрток на кровать, повернулась к Илье и отрывисто приказала:

– Запалите мне костёр во дворе.

Взгляд у неё был таким, что Илье в голову не пришло ослушаться. Повернувшись, он понёсся во двор. Там вместе с Митькой, Белашем и не успевшим сбежать Спиро они в минуту разобрали забор, сложили шатром старые, сухие колья, и, когда Роза появилась на крыльце, пламя уже полыхало.

– Ох, лапти… - простонала она. - Маленький нужно!

– Зараз потушим! - пообещал Спиро, хватая ведро с водой. Илья же, забыв выпустить топор из рук, во все глаза смотрел на Розу.

Впервые на ней не было её синей юбки и оранжевой кофты. Роза стояла перед ними одетая, как цыганка- котлярка : в длинной юбке с оборкой от колена, жёлтой кофте с широченными рукавами и вся увешанная медными монетами. На голове её, скрывая спутанные кудри, был повязан и сдвинут низко на лоб чёрный платок с бахромой.

– Господи, ты что напялила? Тебя же узнать нельзя, ведьма ведьмой! Роза, воля твоя, ещё хужей будет!

Но Роза не слушала его. Обняв за плечи Митьку, она шёпотом говорила ему что-то, показывая рукой на море, где едва виднелись чёрточки шаланд.

Выслушав, мальчишка кивнул и во все лопатки понёсся со двора. Илья успел только заметить, что в руках он сжимает Розин красный платок. Спросить, для чего Розе это понадобилось, он не успел: на дороге уже отчётливо проявилась толпа погромщиков, громко и вразброд распевающих псалмы и потрясающих иконами. Это был разноплемённый сброд со всей Одессы: пьяные фабричные, босяки, ищущие легкой наживы, какие-то бабы с палками наперевес. Их было примерно столько же, сколько прибежавших евреев, и Илья против воли почувствовал, как что-то холодное и колючее ползёт по спине. Здравый смысл подсказывал ему, что нет легче способа умереть, чем выполнять всё, задуманное Розой. Но было поздно: Роза плеснула на костёр водой, взгромоздила на зашипевшие угли котёл, сунула туда медную поварёшку Лазаря и, обернувшись к наблюдающим за этим Илье, Белашу, Спиро и поломойке-Юльке, прошипела:

– Пошли вон отсюда!

Илья воспротивился:

–Я здесь, с тобой останусь! Они тебя порвут!

– Порвут, - согласилась Роза. - Если не уйдешь сей минут! Ну, морэ , я знаю, что делаю! Отгребайте в сарай, они вон в посёлке уже!