Анна Шведова - Пряжа из раскаленных углей

Сэр Гари встал, аккуратно отряхнулся и протянул мне на раскрытой ладони пару серебряных гребней:

– Я смотрю, у Вас тут гребешки на пол упали, госпожа Никки.

Я увела моего поклонника в свою личную комнатку еще до того, как в лавке грянул хохот, однако доносившиеся из лавки звуки сэра Гари, похоже, совсем не покоробили. Он забыл о них еще до того, как я сообщила, что с удовольствием приму его приглашение на Осенний бал, если он еще не передумал.

Он не передумал.

Ровно неделю спустя я имела честь войти в роскошный бальный зал, вернее, в Зал Городских Собраний, где обычно проходили Ассамблеи, а два раза в год – и балы, устраиваемые для знатных или именитых горожан. Разумеется, Зал Городских Собраний – это не Императорский дворец, куда съезжалась знать высшей пробы, дабы иметь честь быть принятой самим Императором Адрадором Третьим и Императрицей Мильеной, но и не открытая городская площадь, где обычно без стеснений веселился простой люд.

Бальный зал был украшен драпировками и гирляндами из веток николестры с живописными гроздьями крупных янтарных ягод – именно в их честь празднества после сурового Йердаса в простонародье называли Гроздянками.

Я люблю веселиться, как бы ни упрекала меня резвушка Лика в том, что я замкнута и нелюдима. Я люблю дружелюбные лица и открытые улыбки, люблю танцевать до упаду, когда от кружения в задорном лалле-пуле пол уходит из-под ног. Люблю немножко пофлиртовать с Луриком, подмастерьем кузнеца, высоченным крепким парнем, в танце слишком уж бережно обнимающим мою талию словно она хрупкая, как ножка стеклянного бокала. Люблю хохотать над проказами носатого Букти, деревянной марионетки, главного героя развеселых кукольных театров, бродящих по улицам. Эти радости чисты и невинны – чуть-чуть трогают чувства, чуть-чуть отдают пикантностью, чуть-чуть будоражат нервишки…

Но попав на бал в Зале Городских Собраний, я словно бы попала в другой мир. Здесь тоже было тесно, шумно и душно, но далеко не душевно. Гости оглядывали друг друга с плохо скрываемым презрением или тщательно разыгранным дружелюбием – в зависимости от того, какое положение в обществе занимал тот или иной человек. Смотрели не на лица, а на роскошные наряды; оценивали не характер человека, а стоимость украшений, навешанных на платье в неимоверном количестве… Мне нечего было стыдиться, мой наряд, пусть и скоропалительный, был вполне достоин выставления на этом балу. Нежно-голубое с белой и серебристой отделкой элегантное платье было заказано для дочери одного вельможи, однако почти накануне праздников девушка неожиданно сильно занемогла, а обеспокоенный папаша решил, что раз на балу блистать в этом платье некому, лучше потратиться на лекарства и лекарей, чем платить за бесполезное дорогостоящее приобретение. Так невыкупленный наряд и остался в моей мастерской, что случалось не впервые и никого не беспокоило – накануне бала все нераспроданные платья раскупались подчистую.

Но этот наряд я оставила для себя, немного ушив в талии и убрав кое-какие излишние украшения. Платье было скромным на первый взгляд, однако очень элегантным и отнюдь не дешевым, а богатая вышивка и вообще делала его неотразимым. К нему я добавила нитку крупного южного жемчуга и украсила свои русые волосы розетками из жемчуга помельче. Так что сэр Гари, заехавший за мной перед балом, долгих несколько секунд восхищенно таращился на меня, не способный вымолвить и слова. Я была польщена.

Однако, как бы ни гордился молодой дворянин красотой и изысканностью своей дамы, очень скоро стало понятно, что он стесняется ее невысокого происхождения. К моему удивлению, сэр Гари, не будучи и сам звездой первой величины, очень щепетильно относился к мнению господ, стоявших выше его на социальной лестнице. Когда в третий, а потом в пятый или десятый раз он замечал, как жгучий интерес, горевший в глазах того или иного дворянина, которому он меня представлял, меняется на непроницаемое и равнодушное «очень приятно» после моих слов «владелица золотошвейной лавки», сэр Гари приуныл и уже не так благосклонно взирал на даму своего сердца и даже робко посоветовал не говорить мне, кто я такая.

А дама, то есть я, из-за этого особо и не переживала. Я пришла на бал ради одного-единственного знакомства и намерена была добиться своего, чего бы мне это ни стоило. Проблемой оказалось совсем другое, то, чего я, к своему удивлению, не смогла предугадать – танцы. Разумеется, местные танцы я знала, поскольку чаще всего на Песчаной улице и ее окрестностях танцевали именно их: лихой и быстрый лалле-пул, парный тартамел и изысканный ратипут или ратье-пута с множеством красивых фигур и сменами партнеров. Еще Лика и ее подружки научили меня фили-нале, новомодному и очень популярному танцу… Но ни один из этих танцев – танцев простолюдинов – не танцевали в Зале Городских Собраний. Я с ужасом смотрела на кружащиеся в особом ритме пары и понимала, что не смогу повторить фигуры этого танца безо всякой подготовки. Сэр Гари был столь любезен, что торчал рядом со мной унылым зимним деревом, или бродил тенью по залу, выискивая человека, с которым я очень хотела познакомиться. По сути, мне нужен был не конкретный человек, а человек определенного рода занятий, но сэр Гари знал только одного мага, да и то шапочно, поэтому пришлось смириться с задержкой и развлекаться лишь стрелянием глазами.

– Могу я пригласить даму на танец, раз ее неудачный кавалер до сих пор не сделал это?

Передо мной склонил темноволосую ухоженную голову в легчайшем поклоне высокий статный мужчина средних лет. Одет он был весьма роскошно в темный бархат с таким количеством украшений и вышивки, что из-за драгоценностей почти не просматривалась сама ткань наряда. На его груди были три цепи с медальонами и золотая перевязь с вышитыми поверх знаками двойной лилии, перемежающимися сидящими псами (я, увы, не знала, что это означает), в ушах болтались тяжелые изумрудные серьги, пальцы отягощали кольца и перстни с отблесками всеми цветами радуги. Но даже не будь всего этого, надменно-высокомерное лицо этого господина говорило само за себя – знатен, самоуверен и не привык к отказам.

Я была так удивлена, что даже обернулась посмотреть, не стоит ли за моей спиной та самая дама, которую он намеревался пригласить. Но нет.

– Нет, – вежливо сказала я, – Не можете.

Очевидно, это был первый и единственный отказ в его жизни.

– Почему же? – лениво улыбнувшись, спросил он, но темные глаза его недобро блеснули, а ироничный уголок губ на мгновение вздыбил порядком поседевшие волоски усов и бородки с правой стороны лица.

– Я не умею танцевать.

– Этого не может быть, – улыбка стала холоднее, а глаза сощурились еще больше, крупный подбородок выпятился вперед, – Любая девица уметь танцевать.