Андрей Грачёв - Горбачёв. Человек, который хотел, как лучше…

Накануне заключительного дня работы XXVIII съезда КПСС, который Горбачёв неимоверным напряжением воли и сил смог обратить в свою очередную тактическую победу, зашедший к нему поздно вечером В.Болдин застал шефа одиноко сидящим за столом: закрывшись от всех, он собственноручно составлял список членов ЦК нового созыва. Ироничная история, как будто в насмешку, предоставила ему возможность своей рукой вписать имена тех, кто через год составит его расстрельный взвод. Поэтому, когда он в возмущении бросил в лицо прибывшей в Форос депутации гэкачепистов: «Кто вы такие? Кого представляете?», они с полным правом могли бы ему ответить: «Вас, Михаил Сергеевич».

Защищаясь от этих тяжелых для его самолюбия обвинений, Горбачёв любит напоминать, что даже у Христа среди его двенадцати апостолов нашелся предатель. «Так ведь он же Бог, а я обычный…» – говорит он с искренним или притворным самоуничижением. Среди его апостолов последнего набора в предателях оказалось большинство. Кроме того, у Христа не было ни своего КГБ, ни разветвленной службы информации. Хотя, с другой стороны, именно эти службы и «сдали» президента, вышедшего из-под их контроля.

Выступая на одном из коллоквиумов, посвященных истории перестройки, В.Крючков признал: тот факт, что КГБ «проглядел» Горбачёва, – один из крупнейших «проколов» этой организации за всю её историю. В августе 1991 года она предприняла попытку исправить свою оплошность.

Конец 1990 года выдался безрадостным. В Кремле и на Старой площади – президент-генсек продолжал пользоваться обоими кабинетами – атмосфера становилась все более гнетущей. Это было тем более заметно по поведению Горбачёва ещё и потому, что до сих пор его природный оптимизм и поразительная психологическая устойчивость позволяли ему в любых критических ситуациях не только самому сохранять самообладание и хладнокровие, но и заряжать своей энергией и уверенностью других. Не раз, когда даже его помощники или советники были близки к нервному срыву, когда, казалось, реформаторский курс полностью обречен, он поражал их безмятежным спокойствием и неизвестно на чем основанной вере в конечный успех. «Брось, Георгий, – успокаивал он экспансивного Шахназарова, – не переживай, увидишь, все образуется».

Некоторые эмоциональные натуры, вроде В.Бакатина, воспринимали его непробиваемую нервную броню как свидетельство неглубокости. Другие, например А.Яковлев, восхищались, как у него хватало выдержки и терпения «выслушивать всякий вздор» и сносить обидные, а то и оскорбительные выпады в свой адрес только ради того, чтобы, позволив всем выговориться, завершить-таки дискуссию на своих условиях. «Он может то, чего я не могу. Меня бы и на 15 минут общения с ними не хватило», – признавался тот после особо яростного натиска со стороны секретарей обкомов и генералов, который пришлось выдержать Михаилу Сергеевичу на очередном Пленуме ЦК.

Иногда западные визитеры, пораженные его хладнокровием и оптимизмом, спрашивали у Горбачёва, откуда такая выдержка, и он обычно называл три «системы защиты»: «Во-первых, наверное, все-таки, родители такой наследственностью наградили. Спасибо им. Во-вторых, помогает уверенность в том, что я делаю нужное дело. Ну а в-третьих, семья, Раиса Максимовна – это мой надежный тыл». Его истовый и одновременно исторический оптимизм и в самом деле представлял причудливую смесь непоколебимой «лютеровской» веры в собственную правоту – «на том стою и не могу иначе» – и природной крестьянской уверенности, что рано или поздно проливной дождь или засуха сменятся хорошей погодой и вложенный в землю труд принесет свои плоды.

Однако к зиме 1990-1991 года даже «стратегические резервы» горбачевского оптимизма, похоже, были на грани истощения. То, что раньше достигалось легко, играючи, перестало получаться. Все валилось из рук. Очередные тактические победы, которые он продолжал одерживать, – будь то избрание президентом на Съезде народных депутатов или усмирение консервативной оппозиции на XXVIII съезде КПСС – достигались все большей кровью за счет уступок, жертв и таких компромиссов, которые наполовину лишали их смысла. И все чаще трудно было определить, как называть эти полууспехи – трудными победами или поражениями, которых едва удалось избежать. Тем более что в их цену приходилось все чаще включать новые жертвоприношения.

После того как из окружения Горбачёва ушли, разойдясь в разные стороны, многие из тех, кто прошел с ним первые годы перестройки, на его шахматной доске вместо крупных (хотя и своенравных) фигур остались главным образом пешки. И ему ничего не оставалось, как начинать двигать их в ферзи. Так в политические деятели крупного ранга попали Г.Янаев, В.Павлов, А.Лукьянов, Б.Пуго и даже В.Болдин, которого Михаил Сергеевич, видимо, успев позабыть плачевную политическую траекторию другого «портфеленосца» – К.Черненко, попробовал было ввести в свое новое «Политбюро» – Совет безопасности.

В конце 1990 года он оказался окруженным совсем новой свитой, состоявшей, по сути, из малознакомых людей, назначенных на ключевые посты, как правило, по советам и подсказкам других, а не исходя из собственного опыта и съеденных вместе «пудов соли». Политические «гувернеры» Горбачёва, – А.Черняев и Г.Шахназаров, сохранявшие беззаветную преданность своему питомцу, с беспокойством отмечали в этот период «атрофию» его политических качеств и заметное снижение уровня требований, предъявляемых к окружающим. «Перестает чувствовать серость в материалах, которые ему готовят», – помечал в своем дневнике, словно лечащий врач в карте больного, А.Черняев. Он же объяснял уход Горбачёва «в себя» комплексом затравленности, тем, что он стал объектом нападок с разных сторон, становившихся все более яростными, именно в силу безнаказанности.

«Сегодня в „Правде“ подборка писем, брызжущих слюной на перестройку и Горбачёва", – фиксировал в дневнике помощник общественную температуру сентября. Ноябрь: „Правые в ярости из-за присуждения ему Нобелевской премии". И тут же выпад с другого фронта: „В Московских новостях“ „прорабы перестройки“ – Е.Амбарцумов, А.Адамович, Ю.Карякин, Ю.Афанасьев, А.Гельман – требуют отставки Горбачёва. В Верховном Совете, управляемом Лукьяновым, за отставку попеременно выступают и проельцинские межрегионалы, и сформировавшаяся как противовес им группа „Союз". К их выпадам он относился спокойно, как к закономерным и, в сущности, заслуженным. Нападки же «демократов“ – в октябре съезд «Демократической России“ потребовал в резолюции отправить в отставку президента, правительство и Верховный Совет – воспринимал болезненно, как предательство".