Владимир Ян - Чингиз-Хан

Вскоре Кара-Бургут поехал в столицу, чтобы побывать у шахского сына. Но этот молодой хан был в опале, — шах невзлюбил его за то, что тот дружил с простыми людьми, принимал в своем загородном дворце и кочевников пустыни, и бродячих дервишей, и путников из далеких стран. Шах боялся, не готовит ли его сын заговора против отца, и следил за каждым его шагом. Поэтому вокруг дворца и его сада притаилась стража, наблюдавшая за всеми, кто входил или выходил оттуда.

Когда Кара-Бургут прибыл во дворец Тиллялы, сын шаха радушно его принял, угостил богатым обедом, а музыканты играли и пели старинные боевые песни. Ночью, когда Кара-Бургут хотел отправиться в путь, хан предложил ему остаться до утра, — тогда он даст охрану, чтобы тот безопасно доехал до границы города.

– Кто посмеет тронуть Кара-Бургута? — сказал разбойник. — Мой меч не боится двадцати джигитов, если они вздумают напасть на меня... — и он вышел из калитки сада. Но тут же на него была наброшена крепкая рыбачья сеть, опутавшая его руки, так что он не успел даже выхватить меч. Джигиты поволокли его и доставили связанным в дом суда и пыток.

Ночью главный начальник палачей, "князь гнева" Джихан-Пехлеван, стал допрашивать Кара-Бургута, прикладывая к его телу раскаленные угли, допытываясь, зачем он был в саду молодого хана.

– Я обещал беку выкрасть самого лучшего коня из табунов татарского хана, — твердил Кара-Бургут.

Джихан-Пехлеван, наконец, устал допрашивать и пытать упорного джигита и приказал отвести его в "Башню возмездия".

Кара-Бургута вели в темноте к высокой башне; палачи тесным кольцом окружали его. И вдруг кто-то тихо шепнул ему на ухо: "Ты протяни руку вправо и ухватись за железный крюк". И он тут же почувствовал, что веревки, скрутившие его руки, ослабели, перерезанные неведомым другом. Не показывая виду, что он уже готов к защите, Кара-Бургут покорно вошел в башню и поднялся по высокой витой лестнице. Наверху, при тусклом свете факела, открылась небольшая дверь. Разбойник упирался изо всех сил, когда его вталкивали в эту дверь. Факел внезапно потух, разбойник быстро освободил руку и легко нащупал справа — большой железный хрюк. Кто-то крикнул: "Одной собакой меньше!" Дверь с треском захлопнулась, и Кара-Бургут повис в полной темноте, не чувствуя опоры под ногами...

Кара-Бургут висел, стараясь высвободить из веревок левую руку, что ему удалось с большим трудом, и тогда стало легче висеть, держась двумя руками. Когда приблизилось утро и первые лучи проникли в щели старой башни, джигит убедился, что он находится под самой крышей: внизу глубокая бездна, откуда слышно глухое рычание, там движутся черные тени и видны груды костей. Если не придет помощь от тайных друзей, то сил хватит ненадолго, чтобы так висеть, ухватившись за крюк".

– Что же было дальше? — спросили голоса, когда Хаджи Рахим снова замолк и стал равнодушно смотреть на костер. — Что стало с Кара-Бургутом, с Гюль-Джамал? Говори скорее!

– Может быть, вы дадите немного воды и хлеба моему мальчику? Да и мне бы надо промочить горло, я с утра не пил ни глотка...

– Дайте ему лепешек, сушеного винограда и всего, что у меня есть, — приказал "черный всадник". — Продолжай, дервиш, до восхода солнца уже близко...

Хаджи Рахим, выпив медленно чашку кислого молока, продолжал:

– "Тем временем сын шаха беспечно развлекался в саду под развесистым карагачом и кормил ломтями дыни своих любимых жеребцов. Вдруг к нему приблизился закутанный до самых глаз один из преданных ему друзей, которые были повсюду, и тихо рассказал, что гость из пустыни схвачен у стены его сада, отведен к начальнику шахской охраны и оттуда его потащили к "Башне возмездия".

Молодой хан вскипел гневом. Он приказал всем своим джигитам садиться на коней и быть готовыми к бою. С сотней вооруженных всадников Джелаль эд-Дин помчался в город, разгоняя выбегавших навстречу уличных сторожей, и прямо прискакал к старой высокой башне, возле которой совершались казни. Мрачный сторож со страху убежал, и джигиты топорами выломали входную дверь. Джелаль эд-Дин поднялся по лестнице на самый верх башни, и там пришлось выломать вторую дверь.

Когда ее раскрыли, то отшатнулись: прямо за порогом начиналась черная пустота, а направо, у стены, на небольшом железном крюке висел человек. Джигиты осторожно его сняли и вытащили на лестницу. Джелаль эд-Дин взял зажженный факел и пытался взглянуть вниз. Из глубины смотрели блестящие глаза и слышалось злобное рычание. Хан швырнул горящий факел. Кружась, полетел он вниз, и с визгом отскочили в стороны большие мохнатые собаки-людоеды.

– Клянусь, — сказал он, — если бы я стал шахом, то я сохранил бы этих страшных псов, чтобы они пожрали тех, кто придумал эту башню.

Молодой хан спустился с башни и сел на коня. Второй оседланный конь ждал Кара-Бургута. Тесной толпой джигиты проехали через город, и, только миновав каменные ворота, когда впереди открылась ровная даль бесконечной степи, Джелаль эд-Дин сказал спасенному Кара-Бургуту:

– Не подумал ли ты, что я умышленно пригласил тебя в свой дворец, чтобы ты попался в руки шахских палачей? Я бы хотел снова пригласить тебя в мой сад Тиллялы, но боюсь, что теперь опять ты можешь попасть в лапы собачьих слуг палача Джихан-Пехлевана...

– Таких черных мыслей у меня не было. Разреши мне вернуться в мою родную пустыню. Хотя там голые пески, скудная трава и солоноватая вода, но там больше свободы и счастья, чем здесь, среди прекрасных дворцов, высоких башен и крепких стен.

– Я не буду тебя задерживать. Я бы хотел еще исполнить какое-нибудь твое желание, ведь ты пострадал из-за меня.

– У меня только одна просьба. Мои мучители, окутав меня рыболовной сетью, сняли с меня мой славный меч-кончар. Пока я не отберу его у того хвастуна, который осмелился носить его, не разрешишь ли ты на время взять светлую саблю у одного из твоих джигитов?

Молодой хан отцепил с пояса свою саблю, украшенную бирюзой, сердоликом и яхонтами, и передал Кара-Бургуту.

– Носи ее со славой и вынимай из ножен только против врагов нашего племени, а не против мирных караванных путников. Этот благородный вороной конь, на котором ты сидишь, отныне тоже твой. На нем ты отправишься в поход против врагов родины.

– У меня еще одна к тебе просьба, — сказал Кара-Бургут.

– Говори!

– Не можешь ли ты, знающий все, что делается в шахском дворце, сказать мне, что стало с девушкой нашего туркменского племени по имени Гюль-Джамал? Ее насильно увезли шахские грабители, сказав, что она поступит во дворец для увеселения престарелого шаха.

– Знаю. Для этой девушки Гюль-Джамал шах приказал поставить особую юрту в одном из дворцовых садов. Но девушка оказалась гордой и непокорной. Я боюсь, что и ее постигнет печальная участь всех непокорных пленниц нашего шаха.