Уинстон Черчилль - Вторая мировая война. (Часть I, тома 1-2)

Во Франции также наблюдался сильный разброд. Политические деятели желали мобилизовать армию и предъявить ультиматум Гитлеру, а генералы, подобно их германским коллегам, взывали к спокойствию, терпению и отсрочкам. Теперь мы знаем, что в этот момент между Гитлером и германским верховным командованием возникли разногласия. Если бы французское правительство мобилизовало французскую армию, насчитывавшую около 100 дивизий, а также свои военно-воздушные силы (которые в то время ошибочно считались сильнейшими в Европе), германский генеральный штаб, несомненно, заставил бы Гитлера отступить и удалось бы обуздать его притязания. Это, возможно, оказалось бы роковым для его правления. Следует помнить, что в то время Франция была достаточно сильна, чтобы самостоятельно вытеснить немцев из Рейнской области, даже без помощи Великобритании, которая, несомненно, вынуждена была бы оказать помощь, если бы Франция начала действовать или если бы был применен Локарнский договор. На деле же Франция осталась абсолютно инертной и парализованной и тем самым безвозвратно утратила последний шанс остановить без серьезной войны обуреваемого честолюбивыми стремлениями Гитлера. Между тем Англия убеждала французское правительство переложить свое бремя на Лигу Наций, к тому времени уже ослабленную и приведенную в уныние провалом санкций и англо-германским морским соглашением, заключенным в предыдущем году.

В среду 11 марта в Лондон прибыл Фланден и в четверг, примерно в 8 часов 30 минут утра, посетил меня в моей квартире на Морпетменшенс. Он рассказал мне, что намерен потребовать от английского правительства одновременной мобилизации сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил обеих стран и что он получил заверения о поддержке от всех стран Малой Антанты, а также от других государств. Он зачитал мне внушительный перечень полученных им ответов. Не было никакого сомнения в том, что на стороне союзников по прошлой войне оставалось превосходство сил. Чтобы победить, им надлежало лишь действовать. С кем бы Фланден ни встречался, он всем говорил следующее:

«Весь мир и в особенности малые страны обращают сегодня свои взоры на Англию. Если Англия будет сейчас действовать, она сможет повести за собой Европу. Если у вас будет определенная политика, весь мир пойдет за вами и, таким образом, вы предотвратите войну. Это ваш последний шанс. Если вы не остановите Германию теперь же, все будет кончено. Франция уже не сможет больше обеспечивать гарантии Чехословакии, ибо это окажется невозможным с географической точки зрения. Если вы не поддержите Локарнский договор, вам останется лишь ждать перевооружения Германии, помешать которому Франция не в силах. Если вы не остановите сегодня Германию силой, война неизбежна, если даже вы установите временную дружбу с Германией. Что касается меня, то я не думаю, чтобы дружба между Францией и Германией была возможна. Отношения между этими двумя странами всегда будут напряженными. Тем не менее, если вы откажетесь от Локарно, я изменю свою политику, ибо ничего другого не останется».

То были смелые слова. Но действия прозвучали бы громче.

Лорд Лотиан сказал:

«В конце концов они просто вступают в свои собственные владения».

Такая точка зрения была характерной для англичан.

Собрав своих генералов после успешной оккупации Рейнской области, Гитлер смог показать необоснованность их страхов и доказать, насколько его суждение или «интуиция» выше суждений заурядных военных. Генералы подчинились. Как добрые немцы, они были рады, что их страна так быстро завоевывает позиции в Европе, в то время как ее бывшие противники столь разобщены. Несомненно, что престиж и авторитет Гитлера в высших кругах, которым принадлежала власть в Германии, был поднят на небывалую высоту, что поощрило его и позволило ему приняться уже за более крупные дела. Миру он объявил:

«Все территориальные притязания Германии удовлетворены».

Франция была в смятении. Преобладали страх перед войной и чувство облегчения, вызванное тем, что войны удалось избежать. Рядовая английская печать убеждала рядовых англичан утешаться мыслью, что «в конце концов немцы лишь возвратились в свою собственную страну. Что бы мы чувствовали, если бы нас не пускали в течение десяти или пятнадцати лет ну, скажем, в Йоркшир?» Никто даже не отметил, что исходные рубежи, откуда германская армия могла начать вторжение во Францию, оказались теперь вынесенными вперед на сотню миль. Факты, показывающие всем странам Малой Антанты и всей Европе, что Франция не будет сражаться и что Англия будет удерживать ее даже в том случае, если Франция захочет вступить в борьбу, ни у кого не вызвали беспокойства. Этот эпизод укрепил власть Гитлера над рейхом, поставил в смешное положение генералов, которые до тех пор старались сдерживать его, и бросил в то же время позорящую тень на их патриотизм.

Я все еще надеялся, что обращение Франции к Лиге Наций приведет к международному нажиму на Германию, с тем чтобы она выполнила решения Лиги.

«Франция, – писал я 13 марта 1936 года, – обратилась к международному суду и требует справедливости. Если суд сочтет ее жалобу справедливой, но не сможет дать ей удовлетворение, окажется, что устав Лиги Наций – это обман, а коллективная безопасность – фикция. Если нельзя будет обеспечить законного удовлетворения обиженной стороны, вся доктрина международного права и сотрудничества, на которой основаны надежды на будущее, позорным образом рухнет. Она немедленно будет заменена системой союзов и группировок стран, лишенных всяких гарантий, помимо тех, которые может обеспечить им их сила. Если же Лига Наций могла бы заставить одну из самых могущественных стран в мире, которая оказалась агрессором, выполнить свои решения, тогда авторитет Лиги был бы поднят на такую высоту, что впредь Лига признавалась бы всеми верховной властью, способной разрешать и регулировать все споры между народами. В этом случае мы могли бы разом добиться осуществления наших самых сокровенных мечтаний».

Можно не сомневаться, что, если бы правительство его величества решило действовать твердо и смело через Лигу Наций, оно могло бы повести за собой объединенную Англию на решающую попытку предотвратить войну.

Вопрос об оккупации Рейнской области не обсуждался вплоть до 26 марта. Промежуток был частично заполнен сессией Совета Лиги Наций, проходившей в Лондоне. В результате Германии предложили обратиться в Гаагский международный суд и изложить свои доводы против франко-советского пакта, на который жаловался Гитлер, а также дать обещание не увеличивать свои войска в Рейнской области в ожидании дальнейших переговоров. Если Германия откажется выполнить эту последнюю просьбу, английское и итальянское правительства обязуются принять меры, вытекающие из их обязательств на основе Локарнского договора. Обещанию Италии нельзя было придавать большого значения. Муссолини уже установил тесный контакт с Гитлером. Германия чувствовала себя достаточно сильной, чтобы отвергнуть всякие условия, ограничивающие ее вооруженные силы в Рейнской области. Поэтому Иден настаивал на переговорах штабов Великобритании, Франции и Бельгии для того, чтобы изучить и заранее разработать любые совместные действия, которые могли бы оказаться необходимыми в будущем в соответствии с Локарнским договором. Молодой министр иностранных дел произнес смелую речь и увлек за собой палату. Сэр Остин Чемберлен и я пространно выступили в его поддержку.