Эрика Фатланд - Советистан [Одиссея по Центральной Азии: Туркменистан, Казахстан, Таджикистан, Киргизстан и Узбекистан глазами норвежского антрополога] [litres]

Ослепив меня светом, фары исчезают с такой же скоростью, с какой появились.

Наконец я делаю нечто благоразумное. Облюбовав самый высокий откос из попавшихся на глаза, я заныриваю в серый сумрак и карабкаюсь на его вершину. Если смотреть отсюда на Врата Ада, они похожи на светящуюся пасть. По всем направлениям от кратера тянется пустыня, напоминающая меланхоличное лоскутное одеяло. В какой-то миг мне начинает казаться, будто я – единственный живой человек в этом мире. Мысль довольно странная, однако все же бодрит.

Мой взгляд падает на костер, на наш маленький костерок, и вот я уже спешу к нему.

Выход 504. Должно быть, ошибка. У всех остальных номера начинались с цифры 2: 206, 211, 242. Может я забрела не в тот терминал? Или, еще хуже того, не в тот аэропорт?

Аэропорт Ататюрк в Стамбуле – это место встречи востока с западом. Проходящие через него пассажиры представляют собой диковинную солянку: здесь и держащие курс на Мекку паломники, и загорелые шведы с полиэтиленовыми пакетами, в которых лежат бутылки беспошлинной водки «Абсолют», и бизнесмены в деловых костюмах массового пошива, и шейхи в белых мантиях, сопровождаемые женщинами в черном, несущими сумки, доверху набитые предметами эксклюзивного европейского дизайна. Ни одна авиакомпания в мире не летает в такое количество стран, как Турецкие Авиалинии, и те, чей путь пролегает в столицы с экзотическими названиями, уж точно могут рассчитывать здесь на пересадку. Турецкие Авиалинии летают и в Кишинев, и в Джибути, и в Уагадугу, и в Усинск. А также в Ашхабад, куда я как раз сейчас и направляюсь.

И вот в конце длинного коридора появляется долгожданная цифра 504, однако мне начинает казаться, что чем ближе я к ней подхожу, тем дальше она от меня отдаляется. Толпа редеет, и вот наконец в конце терминала я остаюсь одна. Этот терминал расположен в самом дальнем углу аэропорта Ататюрк, и, судя по всему, здесь повезло побывать лишь единицам. В самом конце выхода виден широкий эскалатор. Взбежав по его ступенькам, я оказываюсь в мире ярких косынок, коричневых шляп из овчины, сандалий и кафтанов. Хотя нужно заметить, что в своей ветровке и кроссовках я единственная, кто выделяется из толпы.

Навстречу мне кидается узкоглазый брюнет. В руках у него сверток размером с диванную подушку, тщательно заклеенный коричневой упаковочной лентой. Не могу ли я подержать это пока у себя? Пытаюсь сделать вид, будто не говорю по-русски. Sorry, sorry [1] Простите, простите ( англ .). , бормочу себе под нос, пробираясь вперед. Что за тип, он что, сам не может провезти свой багаж? Откуда ни возьмись, на его защиту вдруг становится сразу несколько авторитетных дам среднего возраста. Они одеты в длинные, хлопчатобумажные штаны лилового цвета по щиколотку, на головах цветастые платки. А что, собственно говоря, он попросил такого особенного? Неужели так сложно помочь человеку? В ответ я лишь качаю головой: No, sorry, sorry – и спешу дальше. Не хватало мне еще только помогать какому-то незнакомому туркмену с его подозрительным свертком. Все предупреждающие лампочки в моей голове немедленно замигали.

Но не успела я пройти каких-то пять-шесть метров, как меня снова остановили. На этот раз за руку ухватилась худенькая девушка лет двадцати в красном платье до пят. Не буду ли я так любезна подсобить ей с багажом? Ну, совсем чуточку?

– Нет! – твердо отвечаю я, вырываясь на свободу.

В комнате ожидания до меня наконец доходит связь между событиями: оказывается, у всех пассажиров слишком много ручной клади, а рядом с выходом стоят представители авиакомпании с весами и строгими минами. Как только пассажиры оказываются в салоне самолета, тут же распаковываются все пакеты с поклажей, спрятанной ими под одежду.

Воистину, никакой фантазии не хватит на то, чтобы описать то разнообразие предметов, которое этим дамам удалось припрятать под полами своих длинных платьев. Хихикая и не обращая на стюардесс ни малейшего внимания, они освобождаются от груза. Они уже внутри.

Однако самая большая тайна так и осталась неразгаданной: ради всех святых, зачем им понадобилось такое количество ручной клади? Работница за стойкой, должно быть, заметив мой растерянный вид, понимающе кивает и жестом подзывает меня к себе.

– Это бизнесменши, – поясняет она. – Минимум раз в месяц приезжают в Стамбул за товаром, который затем с хорошей прибылью продают на рынках Ашхабада. Почти все товары, которые можно приобрести в Туркменистане, произведены в Турции.

– Но почему они не положат все в чемоданы? – не скрываю я своего удивления. – Боятся, что во время перелета пропадет багаж?

Она смеется:

– Уверяю вас, у них и чемоданы тоже имеются!

Попасть на борт самолета оказалось делом нелегким.

Пассажиров с перевесом ручной клади (а их было явное большинство) заставили заклеивать дешевые полиэтиленовые пакеты изолентой и сдать в багаж. Внутри самолета царил хаос. Женщины рассаживались там, где взбрело в голову, невзирая на громкие возмущения белобородых мужчин в кафтанах. Каждый раз, когда кто-то начинал жаловаться, в дискуссию тут же встревало человек двадцать – как мужчин, так и женщин.

– Если у вас есть разногласия по поводу мест, будьте любезны, свяжитесь со стюардессой, – призывал голос из громкоговорителя, но никто не последовал этому совету.

Стиснутая между кафтанами и ситцевыми платьями, я не видела никакого другого выхода, кроме как следовать неровному течению, которое струилось вдоль прохода. Возведя глаза к небу, один из членов экипажа пытался протолкнуться сквозь поток тел.

На моем месте под номером 17F оказалась авторитетная дама средних лет в фиолетовом платье.

– Должно быть, здесь какая-то ошибка. Это мое место, – сказала я по-русски.

– Но вы ведь не хотите разлучить трех сестер? – ответила женщина, кивнув в сторону двух других матрон в соседних креслах, настолько похожих на нее, что их можно было перепутать между собой.

Все трое внимательно посмотрели на меня.

Я нашла свой посадочный талон и указала сначала на номер, а затем на кресло.

– Это мое место, – еще раз сказала я.

– Но вы ведь не хотите разлучить трех сестер? – повторила свой вопрос авторитетная дама.

– А где же тогда мне сидеть? Я ведь вам уже сказала, это мое место.

– Можете сесть, например, вон там. – И она указала на свободное место прямо перед нами.

Когда я открыла рот, чтобы снова выразить свой протест, она посмотрела на меня взглядом, который мог означать только одно: « Но вы ведь не хотите разлучить трех сестер ?»