Сергей Сакадынский - Когда стакан наполовину полон. О самогоноварении на основе личного опыта

Прежде чем браться за какое-то дело, необходимо ответить на три вопроса: «Почему?» «Зачем?» и «Как?» Почему я хочу этим заниматься, зачем я буду это делать и как я буду это делать.

Я не люблю писать занудные инструкции и пошаговые руководства. Поэтому не обольщайтесь: эта книга – не самоучитель по самогоноварению. Если вы ищите исключительно ответ на вопрос «Как?», можете смело её закрыть и забыть. В интернете вы найдёте достаточно подробных рекомендаций и советов на эту тему. Если самогоноварение для вас представляет интерес сугубо с практической точки зрения, вам однозначно туда.

Если вы собираетесь гнать самогон, чтобы сэкономить на магазинной водке, лучше не начинайте. Самогоноварение трудозатратно и по времени, и по средствам. Это постоянная морока, головная боль и риск получить совсем не то, чего ожидаешь. Самогоноварение – это не просто труд. Это философия. Это путь. Это почти как дзэн. Самогон даже пить не обязательно, его достаточно просто гнать.

Да, кстати, мне не нравится слово «самогоноварение». Куда лучше звучит «винокурение» и «дистилляция». Но «самогоноварение» читателю ближе и понятней.

Эта книга – попытка ответить на вопросы «Почему?» и «Зачем?» с позиций собственного опыта. Опыта, который далеко не всегда лежит в русле канонических теорий и промышленных стандартов. Опыта специфического, выстраданного в бесконечных камланиях над бочками с фруктовым дистиллятом, в угарном чаду сивушных масел и благоухании ароматных спиртов. Опыта, который не стоит повторять, если вы не готовы пройти весь путь от начала до конца.

Люди начали пить задолго до того, как стали людьми. Мартышки делают брагу из винограда и ягод. Слоны сгребают в ямы перезревшие плоды, а потом, когда фруктовая масса забродит, предаются безудержному пьянству. Крысы тащатся от вина и пива. Это иногда стоит им жизни, потому что люди специально расставляют по углам блюдца с отравленными напитками.

Алкоголь – самый древний, самый распространённый и самый доступный природный наркотик. И, как любой другой наркотик, он позволяет изменить мир, не вставая из-за стола.

С точки зрения науки, наши чувства и эмоции – не более чем химия: всякие дофамины и эндорфины, которые вырабатывает мозг в ответ на внешние раздражители. Причём для мозга нет разницы между реальным и воображаемым. Он одинаково реагирует как на происходящее вокруг, так и на наши фантазии.

Любое животное имеет очень простую базовую программу: прожить как можно дольше и оставить как можно больше потомства. Для её успешного осуществления в мозг вшита дополнительная мотивация в виде положительных эмоций – ощущение удовольствия, которое сопровождает успешное выполнение программы. А в роли кнута выступают отрицательные эмоции, которые возникают, если выполнение программы оказывается под угрозой. Мозг насыщает организм гормонами счастья, когда зверюшка кушает вкусный банан или занимается сексом. Он же заставляет животное испытывать беспокойство и страх, если тому грозят голод, холод и смерть.

Разумеется, всякая мало-мальски дееспособная тварь стремится испытывать удовольствие как можно чаще и как можно дольше. И при этом максимально избегать всевозможных расстройств и депрессий.

Но достижение поставленных задач требует приложения усилий, иногда весьма значительных. Однако всё меняется, когда животное неожиданно для себя открывает мир наркотиков. Наркотики переворачивают картину окружающей действительности. Внезапно выясняется, что вовсе не обязательно лезть из кожи вон, чтобы испытать кратковременное ощущение радости. Для этого достаточно отыскать нужное зелье. Наркотик активирует нужные участки коры головного мозга, и тот немедленно начнёт фонтанировать гормонами счастья.

Вот тут-то животное и попадает в ловушку. Это наглядно демонстрируют печально известные опыты над крысами. Несчастным грызунам вживляли в черепушку электроды, которые стимулировали зоны удовольствия в мозгу, а в клетке размещали кнопку, подающую на них ток. Крысы прекрасно жили своей крысиной жизнью, пока случайно не натыкались на эту самую кнопку. Будучи от природы весьма сообразительными, зверьки быстро обнаруживали связь между нажатием на неё и внезапным приступом эйфории. Мало-помалу крысы втягивались, теряли интерес к происходящему вокруг, переставали размножаться и есть и, в конце концов, умирали от истощения, не выпуская из лап божественный генератор счастья.

«Неразумные твари не ведают, что творят!» – скажет скептик. И добавит, что у человека, в отличие от каких-то подопытных грызунов, есть разум. Да и некогда заниматься ерундой – вон сколько вокруг разных дел и забот!

Но тут именно разум сыграл с человеком злую шутку.

Считается, что животные не оперируют абстрактными понятиями. Такие вещи, как время или смерть, находятся за пределами их понимания. Они подчиняются инстинктам и действуют сообразно с ними, не обдумывая и не осмысливая своих действий.

Человек в процессе своего развития обрёл способность мыслить, анализировать и оперировать абстрактными понятиями. Живя сообразно всё тем же животным алгоритмам, поскольку физически остаётся животным, он осмысливает реальность с позиций разума и приходит к неутешительным выводам. Человек с ужасом обнаруживает, что жизнь рано или поздно заканчивается. В конце концов, неизбежно наступит смерть, и он исчезнет со всеми своими эмоциями, чувствами, знаниями, опытом. И его больше не будет. Никогда. В этом контексте жизнь представляется неким недоразумением, игрой, слепой прихотью природы, абсолютной бессмыслицей. И тогда человек начинает придумывать смыслы. Загробный мир, реинкарнация, бессмертная душа – всё это окопы, которыми человек пытается отгородиться от страшной реальности. Но реальность настырно прорывается через них и зловеще шепчет: «Бога нет, нет ни ада, ни рая, прах к праху, земля к земле!..» Объятый ужасом человек начинает рассуждать о жизни ради детей, ради будущих поколений, о необходимости оставить свой след в истории, посадить дерево, построить дом, написать книгу… Но в долгосрочной перспективе дерево засохнет, а дом сгорит. А потом сгорит и вся человеческая цивилизация – может быть, даже вместе с Землёй, – и не останется о ней никакой памяти.