Игорь Филиппов - Человек и собака. Взаимная дрессировка

Время обеденное. Решаю расположиться, хорошенько отдохнуть, выспаться, а завтра тронуться в обратный путь. Печурка, получив порцию сухих дров, сразу же начинает выпевать приятную песенку. На обед варю пшённую кашу с тушёнкой. На двоих, конечно. Долго пью чай. Выползаю наружу, сажусь на плоский камень, сверху которого мастеровитый посетитель приспособил связку прутьев, создав нечто похожее на скамейку. Достаю отцовский кисет с табаком и трубку, закуриваю. Кисет резиновый, сделан так, что его узкое горло само закручивается – завязывать не надо. Где отец достал его, может, ещё во время войны?..

Ветра нет, полный штиль… Если смотреть вниз по склону, то хорошо видно крошечное узкое озерцо, из него вытекает ручеёк, по которому мы сюда добрались. Дальше высится большая голая сопка, по которой – вот это да! – гуськом топают олени! Их около десятка. Неспешно передвигая крепкими ногами, рогатые красавцы шествуют мимо, не замечая нас. А может быть, всё-таки заметив, просто не обращают внимания. Ведь диких оленей здесь почти нет: все животные совхозные, распущенные на лето в свободную кочёвку. К ноябрю их будут собирать, перегонять в загоны… А пока они ведут вольготную жизнь… Идут, куда хотят, как всё равно мы с Вегой… Странно, что собака, обычно с удовольствием гоняющая оленей, спокойно смотрит, не делая ни малейшей попытки погнать…

Проводив маленькое стадо, продолжаем наблюдать за окружающим миром. Созерцая окрестности, вспоминаю все подробности сегодняшней охоты. Достаю блокнот, записываю каждую взятую птицу и, конечно же, тщательным образом работу Веги. Получается очень интересно. У Веги очень верное чутьё: за сегодня и вчера ни одной пустой работы, причём собака пользуется одинаково хорошо как верхом, когда есть хоть малейшее движение воздуха, так и низом, по следам находя птиц при штиле или за ветром. Самые дальние работы были при устойчивом встречном ветерке в лысоватом распадке (35 шагов) и на краю болота (около 40 шагов), причём птицы при этом не бежали, это точно.

Вега… Мастерица Вега… Охотница… Удивительно рациональная в поиске…

Ну, как только начинаю размышлять о Веге, так память тут же и выносит из своих глубин разные случаи, происходившие с собакой. Вот, к примеру, происшествие на одной из летних рыбалок.

Идём неспешно по каменистому берегу реки Большой Тювы, привычно таскаем на поплавочную снасть форелек, в надежде на трофейных кумж облавливаем плёсы спиннингом, любуемся пейзажами, слушаем перекаты, воюем с северным гнусом… Хорошо и спокойно. Вега, в отличие от наших последующих собак, рыболовом не была, то есть вообще рыбой не интересовалась. Поэтому, как только я останавливался и забрасывал удочку, собака тут же ложилась и мгновенно засыпала… А на переходах предпочитала «чистить шпоры».

И вот, на одном из переходов, проламываясь сквозь кусты ивы и берёзы, слышу сзади взвизг. Надо же такому случиться, что спружинившая от моего сапога ветка острым сучком накалывает левый глаз Веги, пробив роговицу прямо посредине зрачка… Терпеливая Вега даёт осмотреть рану. Глаз не вытекает, похоже, что хрусталик тоже не задет… или задет? Надо бы к окулисту-ветеринару, да где его взять-то, за двадцать километров от города?.. Сворачиваю удочку и – к дому. Собака, закрыв глаз, старается идти у самой ноги, заставляя очень осторожно преодолевать заросли. Пока идём, хрусталик сильно мутнеет…

Вот, наконец, и город. Едем в Мурманск, к собачьему доктору. Крупный «специалист» от ветеринарии осматривает глаз и уверенно даёт печальный прогноз: «Глаз надо удалять! И немедленно, иначе может быть загноение!» Я поворачиваюсь и молча ухожу, не веря в ужасный приговор. Возвратившись, посещаю «человеческого» окулиста, которому и выкладываю нашу печальную историю. Врач советует капать альбуцид и закладывать глазную мазь. Через неделю помутнение хрусталика почти полностью проходит, остаётся крошечное белёсое пятнышко, которое вскоре вовсе исчезает. Роговица восстанавливается. Заживает, как на собаке! А таких «специалистов» от ветеринарии гнать надо поганой метлой по ж…!

…

Вега вдруг с ворчанием настораживается: слышится отдалённый разговор. Точно там же, где недавно проходили олени, идут двое. У одного, постарше, связка удочек, у молодого – ружьё на ремне. За спинами объёмистые рюкзаки. Увидев нас, приветственно машут руками. Отвечаю тем же. Мужики спускаются со склона, переходят ручей и тяжело карабкаются вверх. Подходят, с некоторой опаской посматривая на Вегу. Натужно дышат, но улыбаются. Здороваемся и знакомимся. Старший сообщает: «Чуть было не прошли землянку-то. Хорошо, что вас увидели!» Отец с сыном. Виктор и Николай. Из нашего города, с улицы Кирова. Отец – мичман, сын – строитель. Несколько дней в сопках. Поймали прилично рыбы, но куропатку молодому Коле удалось подстрелить только одну, да и ту съели.

Идём в землянку. Гости, заметив подвешенную у входа добычу, делают круглые глаза: «Вот так да! Как тебе удалось?» Гордо показываю на Вегу: «С таким Мастером по-другому невозможно!» И рассказываю, как собака работает. Удивлённо слушают, открыв рты: никогда не видели раньше работу легавой собаки, только слышали, да не особо верили. После рассказав и пояснений вижу, как меняется их отношение к собаке: с осторожно-прохладного на восхищённо-уважительное.

Совместно обедаем. Виктор поджаривает на сковородке несколько кусков свежей оленины. «Неужели сбраконьерили?» – напрашивается мысль. Виктор улыбается: «Лопарей встретили – они и угостили, а вернее – махнули у них на шило (спирт), была у нас взята бутылочка» . Пока мясо жарится, распространяя по землянке завлекательные ароматы, заставляющие Вегу пускать длинные клейкие слюни, мужики рассказывают про встречу с двумя лопарями, вернее – с саамами: так правильно называется этот северный народ Кольского полуострова. Большинство саамов живёт за границей, в северной Финляндии и Норвегии. Это олений народ, кочующий. «Как только лопари получили бутылку, так тут же и высосали её всю, - заливисто смеётся Виктор, – а потом хрясь на землю и захрапели! Когда проспались, долго пили крепкий чай и жаловались, как им надоедают падлы-браконьеры, стреляя в любое время года их совхозных олеников» . Коля дополняет: «У каждого из них мелкашка для защиты от браконьеров. Так они говорят, да я думаю, просто для пропитания: прямо при нас один из лопарей, далеко увидав сидящую на сопке куропатку, тут же и сбил её метким выстрелом» .

Сытно обедаем, от души набивая желудок вкуснейшей олениной. Веге тоже перепадает прилично. За рассказами обед незаметно переходит в ужин. Распахнутая дверь землянки позволяет видеть дальние сопки, желтеющие березняками. К вечеру холодает. Ночь звёздно-осенняя, но сияния в эту ночь нет. А может, было, да мы не видели: спалось с устатку удивительно сладко…