Михаил Заборский - Вокруг крючка

Впрочем, одно различие наблюдалось: у Макария лысина чистая, а у деда повыше лба крупная бородавка, очень схожая с клюквиной. И висела на тонюсеньком корешке. Так, известно, и клюква растет.

О сходстве своем дед давно слышал и даже маленько по той причине важничал. А на бородавку брала его, конечно, досада. Глянет другой раз на икону, потом в зеркало, на лысину:

— Ишь, — буркнет, — нечистый дух, где угадала. Места другого не нашла.

К слову сказать, имел дед к Макарию уважение особенное. Из всех прочих святителей его выделял. Потому что первый это был деду советник. Советы же доводил через различные сновидения.

— Дед, — спросит бабка, — а не срок ли нам ту ярочку колоть? Серую, с рогами? Баранина, толкуют, нынче очень в цене.

— Обожди, — отвечает. — Обмозговать надо. Вопрос ответственный. Не будет ли мне на этот случай какого-либо видения?

Ну, замолчит бабка. Не прекословит. А дед по деревне пойдет. У одного соседа побывает. Ко второму зайдет. К третьему понаведается. Наломает до вечера ноги — и в светелку спать. А наутро объявит:

— Было видение. И очень обижался на меня преподобный. Ты, говорит, что, захворал или нет? Знаешь, сколько в четверг на базаре мяса предвидится? Гляди, еще цену собьют. Так что колоть совета не даю. Обожди с недельку.

Смотришь, и верно получается. Обождал дед с недельку и продал овцу с большой удачей. С базаром рано управился, а цену такую взял, что соседи только руками развели…

Ну, и еще находились у деда страстишки кое-какие. Во-первых, рыбак был злой. В особенности насчет леща. В рыбалку же, между прочим, включился в пожилых уже годах. В этом хотя удивительного мало: сейчас каждый к старости в рыбачки норовит…

Вторая же страстишка у деда была — петухи. Никак дед не мог терпеть, если его петух по внешности какому другому уступит. И по той причине происходили у него через петухов всяческие оказии.

Нынешним летом первого петуха дед купил на базаре в Кимрах, и, надо сказать, накладно ему петух обошелся. А дорог вышел потому, что, как выразился дед, обмывка получилась очень значительная. Другой корове такого почета не выпадает! Но, правда, стоил этот петух большой обмывки. По всем статьям оказался знатен: черный как смоль и вроде с огненными искрами; на ногах, точно брюки, — галифе широкие, а хвост до того пышен, что, как дунет ветерок, петуха даже боком заносит. Загляденье, не петух. А уж пел как!..

— Этот петух бойцовый, — сказал дед, вытряхивая покупку из плетухи…

Почему петух бойцовый, дед так и не объяснил. Вернее всего, не знал сам, а пустил больше для важности.

Обжился петух, вызнал все в хозяйстве, и стали вдруг у деда куры пропадать. Что ни день — курицы недочет.

Так получается неприятно. Бабка в слезах ходит. Дед туда, сюда, а никак секрета не разгадает. Он Макария пытать. А тот молчит, не дает видения. Устроился тогда дед ночевать на сеновале, около насеста… А как рассвело, видит: слетел петух с жердины — и во двор. Куры за ним. Петух по деревне направляется, по главному порядку. А дед издали крадется, наблюдает. Петух в задний прогон свертывает. И куры за ним, а только, видать, без большой охоты. Робко как-то ковыляют; жмутся. А он гогочет, бодрит их, уговаривает.

А в конце прогона гумно заброшенное. Ток старый. Все кругом кустами да бурьяном заросло. И дальше ольшаник густой — чаща.

— Скажи! — удивляется дед. — И чего он их сюда затащил?

А сам затаился за углом и смотрит.

Вышел петух на середину тока. Огляделся сперва, потом заклохтал. Зовет, значит, кур: питание обнаружил. Верно, пожалуй, смекнул петух: под старой соломой всегда червяков полно. Однако звать-то зовет, а сам до чего быстро башкой вертит. Осматривается. Все же растравил кур. Заинтересовались. И тут петух от них боком, боком…

И вдруг из самой чащи как метнется лисовин. Здоровущий, рыжий. Словно полымя. Цоп курицу, серую молодку, — и обратно в кусты.

Тут, конечно, произошел целый переполох. Дед вперед выскочил; куры вокруг него мечутся, орут. И сам дед вопит так, что за Медведицей-рекой слышно.

А петух чешет на деревню обратно. Несется, широко так ноги расставляет. И ведь молчит, не пикнет даже! И никак не оглядывается.

Так и пришлось самому деду вместо петуха кур домой провожать. Привел — делать нечего. А на дворе их петух опять встречает. Приветствует как ни в чем не бывало. Еще горло, подлец, дерет.

А надо заметить, прибыл в ту пору к деду племянник. Для отдыха, на каникулы. Сам ученый по ветеринарному делу. На третий курс в институте перевалил. Так что голыми руками не ухватишь! Поведал ему дед историю эту, а племянник и говорит:

— Это тебе попал петух неполноценный. Извращенный петух. Такие отклонения от нормы у животных иногда наблюдаются. Есть даже одна научная теория…

— Не знаю, — отвечает дед. — Слаб я насчет науки. А что неполноценный — это, пожалуй, верно. Приходится, гляжу, нечистый дух, опять в Кимру ехать и петуха за полцены отдавать. Ведь он этаким манером последних кур изведет.

Сколько дед Стулов выручил за петуха, неизвестно. Но только вернулся с базара веселый. И нового петуха привез. Тоже красивый петух оказался. Зобастый. Сам серый, а на груди пелерина золотистая. Гребень тонкий, высокий. Ходит гордо, словно ноги замочить боится. И глазок правый чуть прищурен: вот-вот подмигнет. Ладный и, похоже, деловой петух.

Но, представьте, и этот с брачком вышел.

Во-первых, кур зря гонял. Обманывал кур. Ходит, ходит, вдруг клювом начнет долбить. И таково приманчиво заквохчет — давайте, дескать, сюда! Угощаю! Куры со всех ног. А он и не нашел ни лешего. Ничего нету! И уже в другом месте квохчет — новый сигнал дает. Куры опять к нему. И там пусто! Совсем запутал кур. Симулянт форменный!

Бывало, сидят племянник с дедом на ялике — лещей караулят. Племяннику уж и есть охота, и рыба не берет, и солнышко вовсю палит, а дед все обожди да обожди. Ну, тогда приходилось тому на хитрость идти:

— Что-то, — скажет, — дедушка, кур наших не видать…

— Ах ты, нечистый дух! — всполошится дед. — Вынай скорей удочки! Поехали! Опять, значит, спать увел!

И верно. Подчалят к берегу, зайдут на сеновал — и вот картина: сидят куры на насесте, глазами хлопают. Даже заметно — тоскуют куры. А петух с краю устроился, поближе к двери. Левый глаз закрыл, а правый (это которым он будто подмигивает) — тот открытый. Так что, пожалуй, в полный сон и не спит, а только, как дед выразился, кимарит. Выходит дело, ревнует петух.

И с такой неправильной жизни орать возьмется не в час. Не в положенное петухам время. А тут, как на грех, у племянника непромокаемые часы встали (он сдуру нырять с ними придумал) и ходики в избе засорились. Из-за этого дед даже дежурство раз чуть-чуть не проспал. Он в это лето сарай по ночам сторожил колхозный.