Михаил Заборский - Вокруг крючка

Мы выбирались после удачной рыбалки на глухую проселочную дорогу. Путь предстоял не близкий, километров семь. Хотелось пить, есть, спать. Место было болотистое, кочковатое. Порой ноги чуть не до колен увязали в жидкую черную грязь. Хорошо еще, что спасала ледяная подошва там, внизу. Поздно в этом году оттаивали переславские болота.

А вокруг во всем своем великолепии стоял майский полдень. Солнце стремило с безоблачного неба прямые лучи. Благоухали молодые березки. Неистовствовали соловьи.

— Много все-таки чудаков у нас в столице, — продолжал Всеволод Михалыч, когда мы одолели первую, наиболее легкую половину пути. Собеседник мой так и не прерывал воркотни: недаром друзья окрестили его «рыболовным комментатором». — Не доходит до некоторых людей эта красота… А воздух-то, воздух! Не с каждым «Гастрономом» сравняешь! Ей-богу! Сытный, я бы сказал, воздух! Мясным салатом пахнет! Так бы и съел! Ой!..

Тут он неожиданно сделал всем туловищем замысловатый пируэт, и не упрись вовремя удилище о кочку, полоскаться бы Михалычу в глубокой луже…

— И кой сатана по этим тропкам лазит?! Ух! Так вот я про некоторых говорю, про городских. Хилый народ! Чахлый! И очень любит с болезнями всякими носиться. Особенно с этой… Как ее?.. Гипертонией, что ли? И вот спорить начнут, у кого давление выше. Смех, ей-богу!.. Замечали? А есть и другая порода. Те, как выходной — так в павильон. Пиво пить. Сидят с пеной у рта. Точно бешеные! Это у них называется отдых… Культура!.. А я, брат, нет! С этой медициной ни-ни! Не связываюсь! Я чуть что — на речку. Для меня речка — все. И амбулатория и поликлиника. И вот что характерно: все ведь рыбаки такие. Рыболовы-спортсмены. А то вот еще — замена ли? Вытащи городского мужика на природу, — он комаров пугается. Другой от комара чешет, точно заяц от гончей. Ух, черт, укусил кто-то! В самый затылок, негодяй!.. А с весом я, пожалуй, просчитался. Поскромничал в этот раз. Рыбы-то в мешке верный пуд. Даже с походом… И чего соловей разоряется, не пойму! Ночи ему мало, что ли? Никак фонтана не заткнет. Ух!

— Одышка чего-то! — говорил «рыболовный комментатор» минут через сорок, когда мы, обливаясь потом, начали осиливать особенно тяжелый участок пути. — Давайте-ка отдохнем!

Не снимая рюкзака, он уперся им о ствол кривой березки, широко расставил ноги и опустил голову. Из покрытой болотной ржавчиной лужи на него кротко смотрела большая лягушка.

— Вот попали!.. Я отродясь такого места не видывал! Ну и грязища!.. Уйди, чего вылупилась?! — ткнул он вдруг удочкой молчаливую зрительницу… — А по совести сказать, ни лешего здесь природа не стоит. И комары жрут!.. Ой, до чего мешок плечи оттянул! А в рыбе наверняка двадцать кило. С походом. А все потому, что жадность! Пережиток! Все давай да давай! А ну еще одну поймаю! Алчность! И вот что характерно: все ведь рыбаки такие. Рыболовы-спортсмены, А соловей-то орет да орет. Это он не иначе, как с голоду. Ух, до чего же проклятущая эта дорога!..

— Дуреешь к старости, — с откровением отчаяния бубнил Всеволод Михалыч, когда, по нашим расчетам, до конца пути оставалось не больше двух километров.

Двигался теперь мой спутник скачкообразно, перепрыгивая с кочки на кочку, подобно отяжелевшему от утренней росы кузнечику.

— Да разве бы я, лысая чума, стал столько рыбы ловить, ежели знал, чем дело кончится? Ведь я верных два пуда насадил этой щуки! А на черта она мне, спрашивается? Сам рыбы не ем. Жена, та больше бараниной интересуется… Ну Пашке отдам, племяннику… Коту… Соседям штуки три. А остальную куда девать? Ух!.. Она по такой жаре к вечеру обязательно протухнет!.. И вот что характерно: бросать жалко! А ведь все рыбаки такие. Рыболовы-спортсмены… А хорошо бы сейчас пивка! Холодненького! В павильоне бы посидеть! Господи! А комары, точно тигры! Замечаете? Всего изъели! Жарко! Духота! Ух!.. Да замолчи ты, наконец, окаянный! — взревел он на соловья. — Подумаешь, развел самодеятельность!.. А какое у вас давление? — неожиданно обратился он ко мне… — Помогите мешок снять. Два пуда в рыбе! Так я и знал. Еще с походом. Запросто два пуда! Ей-богу! Ух!..

…На другой день к вечеру мы случайно повстречались в метро. Я опускался на эскалаторе в сияющий вестибюль станции «Киевская». Навстречу мне плыл Всеволод Михалыч.

— Алло! — крикнул я. — Откуда? Сколько рыба потянула?

— Из поликлиники! Девять с походом! И вот что характерно… — раздался воркующий голос.

Последних слов я не расслышал. Впрочем, это и не имело значения. Я был убежден, что в следующую субботу обязательно встречусь со Всеволодом Михалычем на вокзале. И мы опять двинем за щукой под Переславль… Все ведь рыбаки такие!

Поехали мы как-то рыбачить по последнему льду на озеро Сенеж. Знаменитый водоем! Это не какое-нибудь Женевское или, скажем, Онтарио. В другой выходной на нашем дорогом Сенеже тысяч до двух народа собирается. Даже черно на льду! И рыболовы все больше столичные, из самой Москвы. Сидят на своих ящиках, рыбачат, судачат, загорают и, между прочим, нервы лечат.

А пора стоит самая золотая — апрель в разгаре. Днем над озером марево дрожит, жаворонки щебечут и чуть не на голову валятся. Гуси высоко в небе тянут, утки. А лед уже поднялся, сухой стал, будто паркет, и ерш по такому льду хватает на мотыля отчаянно. Сенежский же ерш заслуживает описания: хребтина черная, бока янтарные, глаза навыкате и весом до ста граммов доходит… Шутка! И когда распушит свои колючки, не сразу его и ухватишь. Будто и не ерш, а целый дикобраз.

…В тот день запоздали мы немного с выездом и пропустили первый автобус. Мальчишку одного дожидались с мотылем — Валерку. А он, мошенник, надул. Пришлось без мотыля ехать. Так и решили — займем на озере у знакомых. И вскоре угадали на попутную грузовую машину. Расположились мы в кузове очень удобно, брезент постелили и сели спиной к кабине. Едем да поглядываем, как за нами Ленинградское шоссе, вьется. И беседуем. Как случилось, сейчас уж не помню, но только разговор в тот раз вышел по поводу начальства.

Трое нас ехало. Петр Степанович из отдела труда и зарплаты. Человек очень уважаемый, член месткома. Собой крупный, и такие у него толстые пальцы, что даже непонятно, как он ими на крючок мотыля цепляет? Мужчина положительный, здоровье свое охраняет, а если и расстраивается, то только при исключительных обстоятельствах.