Валерий Хорев - Ремонт и реставрация мебели и предметов антиквариата

Как уже говорилось, почти вся современная мебель, кроме баснословно дорогих экземпляров цельного дерева, изготавливается из ДСП – древесностружечной плиты. Если не поминать на ночь зловещие и справедливые нарекания гигиенистов относительно испарений формальдегида и прочих химикатов, то материал этот отнюдь не плох. По крайней мере, в целом ряде случаев он труднозаменим, например, при изготовлении столешниц, крышек секретеров и других плоских элементов. Но, будучи до звона крепка в поперечном направлении, даже самая качественная плита сравнительно легко расслаивается вдоль, так как представляет собой пропитанные полимерной смолой и спрессованные под давлением стружки. Чем больше смолы, тем крепче продукт, а вовсе рыхлый справедливо именуют макухой. Столь долгая преамбула необходима для того, чтобы перейти к рецепту врачевания распространеннейшего увечья ДСП – размочаленным краям всевозможных дверец и боковин шкафов, а также вывороченным крышкам секретеров после их срыва с поддерживающих цепей и ограничителей.

Здесь, как ни странно, нас поджидает успех. Ущербную плиту нужно расположить торцом кверху (т. е. стоймя), прикрыть рану с боков полиэтиленом, затем – гладкие подкладки (лучше из кусков той же ДСП), и все это сдавить струбцинами. Слегка поджав их так, чтобы конструкция только– только держалась, обильно залейте мочалистый торец нагретой эпоксидкой и подождите, пока она не втянется внутрь. Повторяйте пропитку до полного насыщения «макухи», а потом затяните струбцины, насколько хватит сил. Полиэтилен не даст смоле приклеить подкладки, и чем ровнее будет их поверхность, тем меньше будет хлопот, связанных с финальной обработкой. Именно поэтому так удобны обрезки ламинированной ДСП. Предупреждаю: никакой другой клей совершенно не годится – только разогретая смола способна пропитать древесину снизу доверху и справа налево, а залеченное место будет крепче прежнего.

А ведь я не раз сталкивался с попытками населения (неудачными, естественно) чинить разбитую плиту каучуковым клеем «Момент». Последствия таких опытов настолько необратимы, что заклинаю снова и снова: никакой каучуковый или полиуретановый клей (вообще все то, что предназначено для ремонта обуви и склеивания резины, микропора и других гибких материалов) категорически неприменим для дерева в любых ипостасях. Буквально за день до того, как писались эти строки, мой собственный сын с приятелями, расщепив край скейтборда (кто не знает – это доска на колесиках) из слоеного клена, решили быстро восстановить статус-кво именно клеем «Момент». Разумеется, горькая правда жизни явилась во всей красе, коль скоро у них не достало терпения воспользоваться эпоксидкой и поскучать до утра. ПВА, безусловно, также принесет горькие плоды, поскольку он на воде, а всякий контакт с водой грозит стружечной плите разбуханием без малейшего шанса вернуть прежний облик, разве что вы умудритесь в домашних условиях снова сдавить ее с усилием в несколько десятков тонн.

В последнее время морально устаревшую ДСП в мебельном производстве теснит ее продвинутая сестра МДФ – та же самая плита, но из мелкой древесной фракции, что и породило новую аббревиатуру. Фактически мы имеем дело с обычной ДВП (древесно-волокнистой плитой), только высокой степени прессования и самых разных толщин. В отличие от ДСП, МДФ не имеет склонности расслаиваться вдоль плоскости, обладает более стабильными механическими характеристиками и даже, якобы, не выделяет из себя в воздух смертоносные вещества. Абсолютное большинство ассортимента дешевой (и даже вовсе не дешевой) корпусной мебели сегодня производится из МДФ, ламинированной или фанерованной натуральным шпоном под освященные веками породы: дуб, орех и т. д. Никаких особых спосособов реставрации, отличных от тех, что описаны выше, новомодный материал не требует.

А вообще, по моему сугубо личному мнению, возня с массовой мебелью второй половины XX – начала XXI века вообще не есть реставрация, и в большинстве случаев увечный предмет дешевле выбросить вон, чем тратить на него время и деньги.

Подводя итог этому довольно поверхностному рассказу о работе со старым деревом, не могу скрыть своего профессионального отношения к деяниям разного рода модных «конструкторов впечатлений», которые в последнее время с экрана телевизора, потрясая серьгами в ушах, кольцами в носу и цепями на худых авангардистских шеях, учат многомиллионную аудиторию тому, что можно утворить с антикварной мебелью.

Когда в качестве жертвы выступает полированная хельга производства 1973 года, это простительно, но зачастую дитя богемного быта накладывает руки на действительно ценную вещь позапрошлого века, притом в прекрасном состоянии. Глубокомысленно взирая на отличную ореховую древесину с глубокой, тщательно подобранной текстурой, сохранившуюся без изменений в течение полутора сотен лет, этот злой фантазер мрачно произносит: «Да-а… какой кошмар… с этим надо что-то делать!» (дословно цитирую по памяти). И после такой преамбулы принимается покрывать милый резной шкафчик новейшими гелями, пастами и прочими мудреными составами (каждый из которых, смею уверить, не по карману обычному человеку), затем ловко вырезает трафареты бабочек, птичек и т. д., наклеивает, сдирает, орудует тампонами, золотит, перламутрит, а в итоге перед нами является нечто, напоминающее декорацию-однодневку к нарководевилю «Безумная ночь, или Я у мамы дурочка». Если учесть, что, с точки зрения психиатрии, даже сногсшибательный шарфик или какая-нибудь эдакая «фенька» в волосах уже однозначно говорят о предрасположенности субъекта к шизофрении, то пребывание в одной комнате с тем, чем стал некогда изысканный, благородный предмет, не может не привести к элементарному душевному расстройству.

Остается лишь воззвать к благоразумию, то есть: не пытаться повторять эпатажные рекомендации так называемых стилистов, попросту зарабатывающих на шокировании публики неслабые деньги. В конце концов, существуют вечные ценности, не подвластные моде, и антикварная мебель уж точно из их числа.

Металлическая старина, на наше счастье, слабее подвержена разрушительному угрызению временем, чем ее деревянные ровесники. Вероятно, ни в одном музее мира не отыскать подлинной эллинской кушетки или шумерского кресла, а не менее древних изделий из меди, бронзы, серебра и золота пруд пруди. Хотя, увы – тернии веков относительно благосклонны лишь к цветным металлам, но грозную сталь и простое железо они обращают в прах скоро и безвозвратно. Конечно, археология – наука серьезная, и методы обращения с ветхими сокровищами специфичны, требуют высокого профессионализма и знания особых критериев допустимости тех или иных действий, но это полностью выходит из области наших интересов. Металлический хлам, который обыкновенно попадает на стол домашнего реставратора, не представляет собой, за редким исключением, сколько– нибудь заметной исторической ценности. Поэтому не будет ошибкой сформулировать алгоритм обращения с ним так: