Михаил Армалинский - Детский эротический фольклор

Хорошо быть кисою,
хорошо — собакою:
где хочу пописаю,
где хочу покакаю.
Выкопаю ямку,
положу какашку,
вытру попку язычком
не нужна бумажка

Мяу-мяу, гав-гав-гав,
едет маленький удав.
Если ты раздвинешь ножки,
он найдёт к тебе дорожку!

Жених и невеста,
тили-тили тесто,
по полу катались,
крепко целовались.
Тесто засохло,
а невеста сдохла,
а жених заплакал
и в штаны накакал.
Вдруг раздался звонок,
а жених без порток.

Один американец
засунул в жопу палец
и думает, что он
заводит патефон.
И вытащил оттуда
говна четыре пуда.

— Есть, товарищ командир!
Я в уборную сходил.
Дайте мне бумажки,
вытереть какашки!

Поезд едет, рельсы гнутся
под мостом попы ебутся.
Самый маленький попок
удирает без порток.

Жили-были дед и баба,
ели кашу с молоком,
рассердился дед на бабу
хлоп по пузу кулаком.
Баба тоже не стерпела,
полну избу напердела.
Дед подумал, что пожар,
снял портки и убежал.
Баба тоже не стерпела,
поворёжкою огрела.
Старик тоже не стерпел,
прямо в кашу напердел.

Восьмое марта близко-близко.
Расти, расти, моя пиписька!

Козёл нашёл в говне пятак,
но не оставил дело так
пошёл козёл в кооператив,
купил козёл презерватив.
Потом пошёл на скотный двор
и показал козе прибор.
Коза на радостях была,
козлу попробовать дала.
Коза сказала: «Не хочу!»
Козёл сказал: «Озолочу!» (Я заплачу!)
Коза не дурочка была
и сразу хвостик подняла.
В гондоне дырочка была,
коза козлёнка родила.
И вот идёт народный суд,
гондон на палочке несут. (козлят в корзиночке несут.)
Кто виноват? Кооператив,
что выпустил такой плохой презерватив.
Мораль той басни такова:
в гондоне дырочка была.

У попа была коза
через жопу тормоза
Поп на ней говно возил
через жопу тормозил.

Если едешь на Кавказ,
солнце светит прямо в глаз.
Возвращаешься в Европу
солнце светит прямо в жопу.

Хуй, завёрнутый в газетку,
заменяет сигаретку.

На палубе матросы,
курили папиросы,
а бедный Чарли Чаплин
окурки подбирал.
Матросы увидали,
по морде надавали,
а бедный Чарли Чаплин
заплакал и сказал:
— Когда я был мальчишкой,
носил я брюки клёш,
соломенную шляпу,
в кармане финский нож,
я мать свою зарезал,
отца я погубил,
сестрёнку-гимназистку
в уборной утопил.
Поехал я на дачу,
и что там натворил,
я тётушке Арине
полсиськи откусил.
Мать лежит в больнице,
отец в сырой земле,
сестрёнка-гимназистка
купается в говне.

Сижу я за решёткой
и думаю о том,
как дядю часового
пристукнуть кирпичём.

(Мать моя актриса,
отец мой капитан,
сестричка гимназистка,
а сам я хулиган.
Я мать свою зарезал,
отца я погубил,
сестричку-гимназистку
в сортире утопил.)

Пошла я раз купаться
за мной следил бандит.
Я стала раздеваться,
а он мне говорит:

«Какие ваши ляжки,
какие буфера!
Нельзя ли вас полапать
за рубчик-полтора?»

А парень он хороший,
и как ему не дать.
Легла я на песочек,
а он меня ебать.

Ебёт, ебёт — отскочит,
об камень хуй поточит,
газетку почитает
и снова начинает.

Пришла я раз домой
с разорванной пиздой.
А мать меня ругать:
«Ах ты, сука, ах ты, блядь!
Ты кому дала ебать?!»

Не твоё, мамаша, дело!
Не твоя пизда терпела!
Кому хочу, тому и дам
свой мохнатый чемодан!

(Двадцать пятого числа
Таня в школу не пошла.
Говорит она: «Ну, вот,
у меня растёт живот».
«Ах ты сука, ах ты блядь!
Ты кому дала ебать?!»
«Не твоё, мамаша, дело!
Не твоя пизда терпела!
А мой чёрный чемодан
кому хочет, тому дам!»)

На кладбище ветер свищет,
сорок градусов мороз.
На кладбище нищий дрищет,
там пробрал его понос.
Вдруг из гроба вылезает
мертвец, весь в говне и говорит:
— Как ты смел в такую пору
навалить такую гору?!

Вдруг из гроба вылезает
весь обосранный мертвец,
очень громко восклицает:
«Обосрал меня, подлец!»
Нищий долго извинялся,
пальцем жопу затыкал,
а мертвец расхохотался,
свиснул, дриснул и пропал.

— Бэлла, Бэлла,
не ты ли так набздела?
— Нахал,
ты сам насрал!
— Не верю!
Повесить такую засерю!
Так Бэлла погибла из-за маленькой кучки говна,
величиной с индийского слона.

Раз в московском зоопарке
зверям выдали подарки.
Рано утром встали звери,
потянулись, попиздели
и решили не умыться —
пойти в город похмелиться.
Раки — жареные сраки,
слон без хуя после драки,
мандовошки, шмокодявки
и все прочие козявки.
Только вышли из трамвая
на углу стоит пивная,
а в пивнухе яркий свет
так и манит на обед.

(Вот зашли, заняли столик,
самый ярый алкоголик,
престарелый лев морской
говорит быку с тоской:
«Вот запью я, затоскую!»
Бык сказал: «Пошёл ты к хую!
Здесь не время тосковать,
веселись, ебёна мать!»
Тут ворвался царь зверей:
«Дайте денег поскорей!»
Кто усрался, кто уссался,
только слон не растерялся
и сказал, прищурив глаз:
«На хуй нищих — бог подаст».
Лев окрысился — и в драку,
но ударом мощным в сраку,
опрокинутый слоном,
очутился под столом.)

Лев как главный алкоголик
занимает главный столик,
объявляет: «Не ебаться!
Не свистеть и не пиздеть!
Главное — не матюгаться!»
Только он проговорил,
как козёл козе всадил!
Лев хотел вмешаться в драку,
но ударом мощным в сраку
очутился под столом,
где нашли его потом.
Тут пошла херня такая:
задавили попугая,
а бесстыжая горилла
на комоде хуй дрочила
и спускала молофью
прямо в носик соловью.
Соловей как рассердился,
вынул хуй — и застрелился.