Александр Мясников - Пищеводитель

По дороге из Парижа в Руан километров через 60 будет скромный указатель – «Живерни». Многим нашим туристам это слово ни о чем не говорит, и они мчатся мимо – впереди Руанский собор, элитные пляжи и казино Довиля, невероятный Монт Сент-Мишель! А свернуть стоило, еще как стоило! В считанных километрах от трассы стоит дом, в котором жил и творил Клод Моне. Добро бы просто дом – далеко не всегда подобные дома-музеи сохраняют дух хозяина. Но там, через небольшой тоннель под шоссе, когда-то грубо проложенное, прямо через территорию бывшей усадьбы какого-то месье Моне, попадаешь к тому самому пруду, где расположен легендарный мостик и не менее легендарные лилии. Хотя говорят, что вроде как тогда тут была узкоколейка и Моне просто арендовал болотистый участок за ней. Но точно – кто знает. Дорожники – во все времена дорожники, где взбредет, там и прокладывают. Смотришь на эти лилии, и мозг накладывает увиденное с детства знакомое изображение – и голова идет кругом! Многое там изменилось со времен Моне: разрослись вязы и клены, выросла бамбуковая, непонятно кем высаженная роща… Но очарование этого места такой неистовой силы, что кажется, что ты и сам можешь тут творить, что это совсем просто: берешь кисточку, и рука сама выведет эти отражающиеся в пруду багровые листья и проступающие сквозь их дрожащие изображения драгоценные бело-розовые точеные лилии… М-да, если бы!

Ну а дом совсем скромный (мы же не сравниваем его с хижиной Гогена или комнатой Ван Гога в Арле, изображение которой он нам оставил…)

Рассказ под таким названием есть у А. Конан-Дойля. Молодая шотландская пара оказалась на раскопках древнеримской крепости. И кое-что показалось им там вдруг до странности знакомым, дальше – больше: на какой-то миг пелена времени расступилась, и они увидели себя в огне бурных событий многовековой давности…

Можно много рассуждать о переселении душ, о наваждениях и прочем – все это бесплодно, потому как недоказуемо. Но вот вам история, которую я не хочу ни комментировать, ни искать ей объяснений, просто изложу.

Я познакомился с моей женой в ранней молодости, и она мне всегда рассказывала, что с рождения называла себя Луизой (хотя для всех была Наташей). Она все детство грезила, что вот идет гулять, спускается во дворе в люк и оказывается в средневековой Франции. И там, в той реальности, она – королева (подчеркивала: бездетная, 6-ти летний ребенок же тогда была, а надо же – какие подробности додумывала!), Луиза, в белом платье, живет в замке! Потом поднимается из люка наверх, в обычный сочинский двор, а тут прошел всего час, и бабушка ее отсутствия даже и не заметила! Все в семье хорошо знали эту историю, Наташе она грезилась до самого совершеннолетия. Я еще подшучивал, как знаток Франции по книгам Дюма: а почему в белом-то, в то время во Франции белое носили только в знак траура и никогда больше! «В белом!» – упрямо повторяла жена!

Прошло много-много лет, и мы приехали на работу во Францию. Каждую свободную от работы минуту, не посвященную прогулкам по городу, посещению музеев, поездкам по окрестностям, мы считали вычеркнутой из жизни зря! Рождение сына ничего не изменило – он впервые посетил Лувр в 5-ти дневном возрасте (ну да, мы «психи» были, как я теперь понимаю!). Молоко, расфасованное в стерильные бутылочки с одноразовыми сосками, запас памперсов, многофункциональная коляска, набор комбинезонов – ходили часами, уезжали в различные города и страны.

И вот мы впервые посетили один из самых красивых и неординарных замков Луары – Шенонсо. В красивейшем парке, стоящем посередине реки Шер, с галереей, соединяющей оба ее берега, – это и сегодня самое наше любимое место. 20 лет назад он еще не был так популярен, как сейчас, и таких толп, как сегодня, там не было. Мы бродили по почти пустым залам и комнатам, и вдруг в одной из них Наташа стала задумчивой и пошла по кругу, легонько трогая шелковую темную обивку стен и мебели.

«Мне кажется, что тут жила женщина», – сказала она. (Я могу поклясться, что, по разгильдяйству, мы ничего, вообще ничего про этот замок не знали и не читали!)

«И ей тут было очень плохо и тоскливо», – добавила она. Положила руку на столик, стоящий у окна с видом на бегущую воду: «А тут она подолгу сидела и писала письма». Потом встрепенулась: «Тут должно быть зеркало!» И, правда, в углу, почти спрятанное за занавеской, висело небольшое старинное зеркало. Наташа подошла и долго-долго смотрелась в него… (Я помню это все 20 лет очень отчетливо!)

После этой комнаты мы ничего больше смотреть не стали, жена потащила меня в сувенирный магазин на входе и заставила купить путеводитель по замку. (Он стоил тогда больше моего дневного заработка, отчасти и поэтому объясняется наше невежество в отношении объектов, по которым мы путешествовали!) Мы раскрыли план замка и выяснили, что та комната была комнатой королевы Луизы Лорранской, бездетной вдовы убитого короля Генриха Третьего. Она прожила в замке много лет, сначала в ожидании визитов короля и сгорая от беспокойства о нем, потом, когда ее худшие ожидания оправдались, – вообще безвылазно, забытая в тех бурных событиях смены династии. Многие годы носила в знак траура белые платья, за что получила прозвище Белая королева…

А ТО зеркало в ТОЙ ее комнате исчезло, его не было уже через месяц, когда мы приехали туда повторно. Нет его, и по сей день…

Затертая, но справедливая фраза: «История человечества – это история войн»… Действительно, с тех пор как Каин не смог ответить на вопрос: «Где брат твой – Авель?!», не проходит и дня, чтобы кто-то не погибал насильственной смертью! Когда это происходит организованно и масштабно, мы называем это войной.

Я совсем не пацифист: «за Царя, за Родину, за Веру!»; «за Родину, за Сталина!»; «ни шагу назад!»; «врагу не сдается наш гордый «Варяг»!» – с детства был воспитан так, что пойду и встану рядом! («И дали мне винтовку и коня, и поле, полное врагов могучих…») Но читаешь книги о войне немецких, английских, американских и других авторов и понимаешь – там, с той стороны (неважно, что стороны могут меняться, в зависимости от политики: сегодня вместе, завтра врозь и против), такие же как мы люди. И лозунги те же, и чувства, и понятия о долге, чести, достоинстве… «И во веки веков и во все времена – трус, предатель везде презираем!» Хрестоматийный ответ маршала Блюхера, когда ему доложили, что его хочет видеть французский генерал, переметнувшийся от императора накануне решающего сражения: «С дерьмом не разговариваю!»