Ю. Егорова - Как я излечилась от шизофрении

Я была поражена. Церкви в нашем городе тогда еще не было, надо было ехать, и я отговорилась тем, что тяжела на подъем. Он ответил: «Если в Вашем местечке нет Церкви, молитесь об успехе дела самостоятельно. Учтите, это главное для решения Ваших проблем».

А как молиться? Я не знала даже молитву «Отче наш», хотя моя верующая мама не раз просила меня ее выучить.

Отношение к Богу у меня было сложным. Как все советские дети я была воспитана на том, что Иисус Христос – мифологический герой, придуманный попами для одурманивания человечества. На верующих смотрела с некоторой опаской и любопытством: неужели они верят?

В нашем доме икон не было. Когда я была еще маленькой, мой папа-атеист топором разрубил бабушкину икону. Эта икона была в Германии вместе с моими родными в годы войны. Попала под бомбежку, киот был разбит вдребезги, а на ней хоть бы царапина! Прости, Господи, моего отца, он не ведал, что творил…

Меня тайно от него крестили, и все. О Боге мне никто никогда не рассказывал в семье. Как поверить в Бога, когда тебе уже к сорока, и ты всю сознательную жизнь в него не верил?

Сейчас у многих моих знакомых я встречаю этот же немой вопрос: как поверить? Как? Вот и я перед ним оказалась тогда. Мне очень хотелось вылечиться от своей болезни, а тут навалилась еще одна. Образовалась киста яичника, и нужна была операция. Я пробовала народные средства, но ничего не помогало. Пыталась попасть на лечение к Андрееву, но это очень дорого стоило. Да и Лободин отговорил, написал, что он противник его методов лечения. Не видя другого выхода, я легла на операцию. А перед больницей поехала в Церковь и впервые в жизни отстояла всю службу, не исповедовалась, не причащалась, а просто стояла. И вышла после нее с облегчением. А через неделю поехала и исповедовалась первый раз. Мне было трудно решиться на исповедь. Грехов-то за всю жизнь через край. Когда я подошла к батюшке, то сказала: «Батюшка, я первый раз исповедуюсь, у меня столько грехов, что не знаю с чего начать». Он посмотрел на меня и спросил: «Но ведь Вы в них раскаиваетесь?» Я сказала «Да, конечно». Он быстро накрыл мою голову епитрахилью и прочитал разрешительную молитву.

И что вы думаете? Я не почувствовала ни-че-го, вышла из Церкви и продолжала грешить.

А потом произошло удивительное событие: в нашем городке открылась православная Церковь. Как будто для меня. И выйдя из больницы после операции, я пошла в нее. Батюшка спросил: «Когда Вы в последний раз причащались?» Я ответила: «Месяца три назад». Он сказал: «Надо ходить в Церковь каждое воскресенье, 6 дней работаешь – седьмой отдай Богу». Я была на больничном, время свободное было, и я послушалась батюшку.

Сначала норовила прийти попозже, а уйти пораньше. Стоять было трудно, болела спина, служба длинная, на старославянском языке, из того, что говорят и поют, половина непонятна. Но потом меня заинтересовало: а что происходит в Церкви раньше, до моего прихода? Стала приходить раньше. А потом заинтересовало: а что происходит после того, как я ухожу? (Я уходила сразу после причащения Святых Таин). Стала дожидаться конца службы. Так постепенно приучила себя выстаивать всю службу.

Сначала, радостно мне было только тогда, когда наконец можно было уйти из Храма. И зная, что за всякую радость надо платить, я безропотно выстаивала службу, потом летела домой. Кстати, радость приносило и то, что можно было наконец поесть (причащаться Святых Таин можно только на голодный желудок, нельзя даже пить). Я приходила домой, ела и спала, так было примерно полгода.

Но постепенно служба стала мне нравиться, я стала узнавать знакомые мелодии. Особенно мне нравилась «Иже, Херувимы». Это действительно что-то неземное. Я уже знала порядок службы, знала, что если начали петь «Символ Веры», до конца службы около получаса.

Да, я еще поглядывала на часы во время службы, но стоять стало легче, спина перестала болеть совершенно. Из числа верующих появились знакомые, мы стали обмениваться книгами. Батюшка уже знал меня по имени. Словом, я стала получать от посещения Церкви определенное удовлетворение (забегая вперед, скажу, что сейчас без нее не могу).

А теперь хочу вернуться к событиям более ранним. Когда Лободин посоветовал мне молиться самостоятельно, я купила молитвослов и стала молиться утром и вечером. Вставать мне было лень, и я читала молитвы лежа в кровати, испытывая чувство вины там, где написано, что надо поклониться. Муж в это же время мог смотреть боевик. Молитвы каких-то особых чувств поначалу не вызывали. Половина слов была непонятна. Когда я через какое-то время сказала батюшке, что молюсь лежа, он ответил: «Я себе этого не позволяю». И с тех пор я стала молиться стоя.

Вечерами единственное свободное место в нашей квартире было в ванной, там я и стала молиться. А по утрам, если муж еще спал – в комнате, а если уже нет, то в той же ванной, подождав, пока она освободится (мы живем в коммунальной квартире).

Я писала Лободину, что молюсь по молитвослову, но колебания настроения сохраняются, как качели, от отчаяния к надежде. Он ответил: «Как только Вы научитесь хорошей молитве, начнете часто причащаться, посещать святые иконы, ездить по монастырям, как по памятникам культурного и духовного зодчества, к Вам придет понимание смысла жизни и спокойствие».

Я была озадачена. Что значит «хорошей молитве»? А молитвы в молитвослове разве плохие? Я отослала ему письмо с этим вопросом, а сама тем временем продолжала молиться как молилась.

И вдруг однажды в моем мозгу сами собой сложились слова молитвы: «Просвети мой ум светом разума Твоего, согрей мое сердце теплом благодати Твоея». Их не было в молитвослове, вернее, они там были, но разрозненно. Я пробегала их глазами, даже не вникая в их смысл, а тут впервые сказала их от себя.

И мое состояние внезапно переменилось. Я не помню, что именно тогда почувствовала, но я почувствовала эту перемену, и то, что оно, мое состояние, стало лучше, чем до этого. На душе определенно посветлело. И с тех пор стала, прочитав положенные молитвы по молитвослову, молиться своими словами. Просила Бога отогнать от меня дьявола и беса уныния, разрубить змею гордости, дать мне смирение и любовь. И мое состояние стало меняться после каждой молитвы, или почти каждой, скажем так.