Михаил Роттер - Цигун: покой в движении и движение в покое. Том 4: Несказочная сказка

При этом ни одной книги в моем багаже нет. Впрочем, есть одна, та, которую я начинал писать в молодости. Это книга по философии и про философию. Но сейчас я, увы, не уверен, что смогу (и захочу) ее закончить. Ибо я уже плохо понимаю, что это такое и, главное, зачем оно нужно. И чем дальше, тем меньше мне это понятно. Одна (причем весьма призрачная) надежда на то, что отказ от философии книжной и переход к философии земной поможет мне понять что-то. Хотя…

Крепкое здоровье… Ну, это такая эфемерная штука, вот оно есть, а вот его нет. Но я философ и ко всему отношусь философски: пока есть и ладно. А там видно будет. Мне всего шестьдесят, а моему отцу уже хорошо за девяносто и он все время рвется куда-нибудь со мной поехать. Ему все равно, куда ехать и он бы точно поехал, да мать не пускает. Дед тоже прожил под сотню, а прадед так и вообще жил в трех веках. Когда он умер, ему было чуть больше 102 лет, причем, он так «удачно» родился, что первый год своей жизни прожил в одном столетии, сто лет – во втором, и последний год жизни – в третьем. В общем, если нам что-то передается от предков, то я тоже мог бы прожить еще немалую жизнь. Хотя я прекрасно понимаю, что вовремя умереть не менее важно, чем вовремя родиться. А, может, даже важнее.

Свободное время у меня есть, ибо с тех пор, как покинул императорский дворец (а было это ни много ни мало тринадцать лет назад) я на государственной службе не состою и волен делать все, что вздумается.

Деньги тоже не проблема. Покойный император был щедрым человеком, и жалованья, заплаченного им, мне хватит еще лет на сто безбедной, я бы даже сказал, «небезроскошной» жизни. Про семейное состояние и говорить нечего. Деньги я не зря поставил на последнее, (лучше, наверно, сказать, на завершающее) место. Они некоторым образом связывают путешествие и здоровье. Если у человека железное здоровье и много сил, то он может путешествовать пешком, тащить на себе мешок со всем необходимым, есть что попало и спать, где придется. Кстати, раньше я именно так и делал. Я старался путешествовать летом, и тогда постелью мне служило брошенное на землю покрывало, на котором я расстилал тряпье, которое доставал из заплечного мешка. Это сооружение я гордо называл ложем. А что, я философ, и я точно знаю, что от названия зависит очень многое. Ведь в человеческой культуре очень многое, если вообще не все, основывается на словах.

С едой тоже проблем не было, я даже научился ловить рыбу без всяких приспособлений, голыми руками. Главное тут было сделать так, чтобы рыба не поняла, что ее ловят, такой неспешный «философский» способ ловли. Мягко и незаметно подводи рыбине руку под брюхо, а там хватай ее за жабры покрепче и бросай на берег подальше.

Человеку постарше так путешествовать уже не по силам и да и «не по чину». Ему нужен некоторый комфорт: ему нужно «на чем ехать», ему нужен чистый постоялый двор с мягкой постелью и хорошей едой. А некоторый комфорт требует некоторых денег. Так что деньги, некоторым образом, восполняют некоторый недостаток здоровья. Они вообще много чего заменяют. Я бы даже сказал, что в этом материальном мире они заменяют все. Ну, или почти все.

Это мое путешествие ничем не отличалось от прочих. Ехал я не торопясь: лето длинное, спешить мне некуда, никакой цели у меня нет. Было, правда одно условие, которое я поставил себе сам. Ехать только туда, где я еще не был. Ну, это было не трудно. Для этого хватало ума моего осла. Тот явно считал себя главнее меня и ему очень нравилось, когда я отпускал поводья и позволял ему ехать, куда ему хотелось. Поводья я брал в руки только тогда, когда он пытался забраться в какую-то глушь. Но это случалось нечасто, ибо осел был практичным животным и совершенно не стремился в глухие места, где он, несмотря на всю свою важность, вполне мог стать пищей какого-то необразованного дикого зверя. Ему нравились только широкие дороги, где так много замечательных домов, в которых ему всегда подавали лучшее сено и чистую воду. И, надо отдать ему должное, постоялые дворы он выбирал безошибочно. Не было такого, чтобы в заведении, у которого он останавливался, было грязно или подавали невкусную еду. Глядя на это, я не раз задавался вопросом: почему простой осел знает все, что ему нужно, а я – нет? Почему он более спокоен и намного чаще бывает счастлив, чем я? Может, мне надо было сразу учиться у него, а не у мудрецов, которых я искал по всей стране?!

Не ошибся осел с выбором и в этот раз. Еда в трактире, у которого он остановился, была очень простой, но гармоничной. Про гармоничность еды мне рассказывал повар Пинг, заведовавший кухней в императорском дворце. Он говорил, что правильное сочетание ингредиентов должно являть собой гармонию. Кстати, он не только так говорил, он это давал попробовать на вкус. Приятный вкус Пинг считал основным, но не единственным признаком гармоничной еды. Вкус должен был еще правильно сочетаться с формой, запахом, обстановкой и способом подачи блюда. Тут было важно все, вплоть до того, что в идеале пища должна была подаваться так, чтобы «кусок еды» был размером с один укус. Чтобы внимание человека могло сосредоточиться не на «откусывании-жевании» пищи, а на ее вкусе. Помню еще, как он возмущался, когда много путешествующие придворные привезли и показали ему столовые приборы длинноносых.

– Как можно этим есть?! – восклицал он. – Ведь за столом каждое блюдо имеет смысл, даже персик – это не просто персик, это важнейшая штука, ибо он являет собой символ долголетия и бессмертия.

А про Новый год и говорить нечего, там каждое блюдо имеет значение. Пельмени – это знак единства семьи, и потому их лепят всей семьей. Блюда из курицы символизируют борьбу добра со злом и исполнение загаданных желаний. Кстати, мне всегда было интересно, как такая глупая птица, как курица, может исполнять желания?! Ну, бороться со злом – это еще куда ни шло, ведь бойцовый петух – настоящий воин, правда, ему все равно с чем бороться. Но исполнять желания…

Каждому члену семьи отводится кусок курицы, подобающий его положению. Главе семьи – куриные лапки; детям – крылышки; самому старшему – голова и хвостик. Как это толкуется я не знаю, сам для себя я объясняю это так: глава семьи удерживает на себе всю семью подобно тому, как курица опирается на лапки; дети все равно разлетятся, потому им и крылышки; старейшина самый умный и конец его близок – вот тебе голова и хвост. Чушь, конечно, но зато я никогда не забуду, кому какой кусок положить.

Гусь и утка под красным соусом якобы способствуют изобилию и процветанию. Тут мне кажется слегка перепутана последовательность. Такое блюдо стоит недешево и позволить его себе может только человек, который уже богат и благополучен. Так что я сказал бы, что гусь и утка не столько не способствую изобилию и процветанию, сколько сопутствуют им.