Юрий Сорокин - Алкоголизм – не приговор. Выход есть. Я счастлив, что я бросил пить

Проблем с милицией не было только благодаря тому, что у меня на руках еще было удостоверение, которое меня как-то спасало. Пару раз меня останавливала ГАИ в нетрезвом состоянии. Если бы не это удостоверение… Тогда Андропов был на коне, если вы помните, были огромные разногласия между Щелоковым, главой МВД, и Андроповым. Ну а поскольку Андропов пришел к власти, то МВД при виде нашего красного удостоверения пропускало любого – пьяного, непьяного: езжай, мол, только нам проблем не создавай.

И продолжалась такая жизнь до конца восемьдесят четвертого года. В один прекрасный момент мне нужно было вести переговоры начальника нашей разведки и начальника разведки одной из африканских стран. Переговоры были в Колпачном переулке, на переговорах присутствовали эти два лидера, я как переводчик нашего руководителя и какое-то сопровождающее лицо от этого африканца. Мы сидели за ужином, естественно, всем налили по рюмочке. Я в этот день не пил, зная, что мне вечером переводить, и, как у любого алкоголика, у меня наступил абстинентный синдром, мне нужно было срочно опохмелиться. У меня руки дрожали до такой степени, что я не мог взять рюмку, потому что явно она у меня вот так бы заходила ходуном. Что касается рюмки, я мог отказаться, потому что переводчик не обязан пить, хотя, в общем, обычно это делалось. Но есть-то мне надо было! Когда я взял вилку и нож, у меня застучали о тарелку приборы… И африканец меня спросил: «Ты что, малярией, что ли, болел в командировке?» А я до этого уезжал на Кубу в командировку. Я говорю: «Вы знаете, я очень отравился накануне, можно я на секунду выйду?» Представьте себе ситуацию, когда переводчик во время официальных переговоров вдруг просится выйти! Сестра-хозяйка, к счастью, знала о моей проблеме, у нее уже было полстакана водки налито, я взял эти полстакана на кухне, выпил и конечно же вернулся уже просто в хорошем состоянии, переговоры прошли прекрасно, перевод шел великолепно, хотя, я помню, начальник ударялся в какие-то детали по поводу охоты, по поводу сбора морошки в болотах Карелии. Это ж надо синхронно перевести на английский язык морошку какую-нибудь! Ну ничего, у меня это все как-то с блеском проходило. И он мне даже дал машину после того, когда все это закончилось: «Пускай, – говорит, – тебя водитель отвезет домой».

Разумеется, я поехал не домой, я поехал на работу «на обед». Меня уже ждал комендант, стол был накрыт, водка была и все такое; естественно, мы с ним напились до смерти. Наутро, когда я встал и мы с ним уже хорошо опохмелились, раздался звонок – вот тот звонок, о котором я говорил. Позвонил генерал, называет меня по имени и говорит: «Приезжай и пиши отчет о вчерашних переговорах». Я был в таком состоянии, что мне было море по колено, и тогда я произнес ту фразу, которая, собственно говоря, определила всю мою дальнейшую судьбу. Я сказал, что приехать не могу. Представьте себе, капитан заявляет генералу: «Я приехать не могу». Он говорит: «Ты в своем уме или нет? Пиши отчет о вчерашних переговорах!»

Я положил трубку, взял четыреста рублей казенных денег, которые были в сейфе у меня на работе. К тому времени я уже дома не ночевал или ночевал редко, потому что практически всегда оставался на работе, чтобы не ездить туда-сюда; жене я говорил, что работы много. У меня была гражданская одежда, мы в военном не ходили, взял какую-то себе рубашечку легкую, переоделся в джинсы, в дипломат положил костюм и поехал в аэропорт Внуково. Во Внукове я покупаю билет в Сочи. Причем это был разгар сезона, конец августа. Я прихожу в кассу, мне говорят, что билетов нет, помните те времена, когда улететь возможности не было? Это мне не помешало ничуть, я пошел к начальнику аэропорта, предъявил свое удостоверение и, что называется, на чистом глазу сказал: «Вы знаете, вот мое удостоверение, мне только что позвонили из Сочи, у меня в Сочи утонула жена в санатории Дзержинского». Как он потом рассказывал, сам я этого не помню, я был настолько достоверен, что у меня даже текли слезы, настолько я вжился в роль. Мне было жалко себя, мне было жалко своей загубленной жизни. Он мне дал билет из брони, и я улетел в Сочи.

По приезде в Сочи я снял комнату на территории санатория имени Дзержинского, где мы с женой часто отдыхали, купил ящик водки, чтобы не ходить туда-сюда, и целую неделю (я эту неделю просто не помню) пил и спал, пил и спал, покуда не закончилась вся водка.

Когда она закончилась, нужно было что-то решать: денег ни копейки, все пропито, делать нечего. И я решил, что у меня выхода другого нет: ну, думаю, хорошо, постираю вот эту рубашку, у меня была фирменная какая-то рубашка, пойду на рынок, продам ее, куплю последнюю бутылку водки, выпью и утоплюсь. И когда я шел на рынок продавать эту свою рубашку, мне повстречался мой сотрудник с работы, который вцепился мне в руку и сказал: «Ты не представляешь, весь СССР на ногах и тебя ищут, объявлен всесоюзный розыск, потому что пропал офицер КГБ после переговоров с начальником разведки» – и так далее. Он говорит: «Только никуда не уходи». Я говорю: «Купи мне бутылку портвейна, я буду на месте». Он тут же добежал до ближайшего киоска, купил бутылку портвейна, и я из горла ее выпил. За это время позвонили в местный отдел КГБ, и буквально через пятнадцать минут подъехала машина. Из нее вывалились четыре мордоворота и, как они мне потом рассказывали, «увидели юношу, худенького, стройного, мы-то думали, что придется вязать и заталкивать в машину какого-то громилу, а тут стоит совершенно доброжелательно настроенный молодой человек, даже не сказать, что капитан, в такой симпатичной рубашечке, в джинсиках, с дипломатиком». Мы замечательно приехали в аэропорт, и ближайшим же рейсом меня отправили в Москву.

Встречать меня в аэропорту приехал врач с нашей работы, и, когда мы с ним ехали в машине из Внукова, я говорил: как, мол, неловко получилось, стыдно, и что завтра я буду говорить начальнику? «Ничего, ничего, – успокаивал он, – все будет нормально, только в одно место заедем». И вдруг, к своему удивлению, я обнаружил, что мы подъезжаем к пятнадцатой психиатрической больнице. Меня поместили в специализированное отделение для сотрудников КГБ, которые страдают алкоголизмом. Оказывается, в пятнадцатой психиатрической больнице на Каширке есть специализированное отделение для кагэбэшников, где лежат люди не только с психическим расстройством, но в том числе и страдающие таким тяжелым заболеванием, как алкоголизм. И вот, собственно говоря, с этого начинается некий другой этап моей жизни.

Я пролежал там полтора месяца, и выписали меня с диагнозом «хронический алкоголизм, осложненный ситуативным неврозом». Ситуативный невроз – это вроде той ситуации, в которой я оказался, стрессовой. «Хронический алкоголизм второй стадии» – вот диагноз, который мне поставили врачи в этой больнице.