Антонина Державина - Как я победила рак. Дневник исцеления

Периодически болело то в левой молочной железе, то в области печени, то тянуло в области поджелудочной, то давило сердце…

С 6-го дня голоданиямоча стала напоминать мясные помои. При отстаивании на стенках банки отложилось множество белых солей. Налет их был настолько плотным и источал такой «аромат», что банку пришлось заменить новой. Такую мочу я пить не смогла. Применила натирание мочегоном.

Мочегон – это упаренная до одной четверти моча. Только кипятить ее надо где-нибудь подальше от квартиры, лучше на свежем воздухе, потому что «аромат» мочевины отвратителен. Сам же мочегон этот запах утрачивает.

Процедура натирания мочегоном проводится в постели. Я стелила подкладную клеенку, купленную в аптеке, на нее – простынку. В плоскую тарелку надо налить около 100 мл теплого мочегона и втирать в тело больного. Желательно и в голову и в лицо. Хорошо, когда больной сам растирает доступные ему части тела. Пока я это делать не в состоянии, и натирал меня в основном муж. Через 30–40 минут, когда обсохнешь, необходимо вымыться под душем без мыла или ополоснуться теплой водой. Лучше натирание мочегоном проводить в 11–12 часов дня, так как в это время наиболее активны почки, соответственно, и эффект лечения выше.

С начала болезни у меня в сутки отделялось 300 мл мочи, остальная задерживалась в организме в виде отеков. После первого же натирания мочегоном я испытала огромное облегчение – сразу выделилось 500 мл мочи.

В первые дни процедур с мочегоном состояние мое резко ухудшалось: болела поясница и нога по ходу седалищного нерва. Боли были настолько сильные, что я не могла найти себе места… Успокаивались только после того, как я ложилась на живот. Так проявлялся мой остеохондроз на фоне голодания, чтобы потом… дать о себе забыть – надолго.

«Когда болезнь лишается условий, ее породивших, она переходит из хронического состояния в острое и только потом исчезает». Хронических заболеваний у меня достаточно. Г. Малахов пишет, что чем сильнее обострение заболевания, тем лучше излечение. Дай-то Бог.

7-й день голодания. Последний. Вечером – выход. Выпила стакан морковного сока, он показался приторно-сладким, надо было развести его водой. Была небольшая изжога.

Оценка: голодание провела правильно, согласно правилам, кроме одного: двигательный режим. Провела все время в постели, так как двигаться не было сил.

«Вода, прошедшая через наш организм, хранит полную информацию о нем. На ней „записываются“ разнообразные патологические состояния. При обратном приеме „запись“ на воде сама находит патогенный очаг, породивший ее, и за счет эффекта интерференции подавляет его.

Наша собственная урина – незаменимая жидкость, естественно заряженная всей нашей информацией, которая способна „вышибать“ разнообразные патологические очаги… и этим самым очищать организм от разнообразной скверны» ( Г. П. Малахов ).

1—2-й день. По 500 мл яблочно-свекольного сока в сутки через равные промежутки времени. Это оказалось очень вкусно. Настолько же, насколько противен мне был свекольный сок сам по себе. Меня тошнило со свекольного сока, даже если я неделю голодала. Чуть поэкспериментировала – и потрясающий результат: яблочно-свекольный сок! Даже если яблочного намного меньше, чем свекольного. И не с «голодухи» можно пить! Особенно полезен тем, у кого низкий уровень гемоглобина.

Хлебушка хочется, и очень! Но я терплю… Урина острая – продолжается выведение шлаков. Если употреблять пищу, содержащую крахмал, шлаки осядут в новом месте и появится новая болячка. Надо терпеть. Сильное чувство голода, очень хочется есть, но пищеварительная система еще не в состоянии перерабатывать большой объем пищи. Оказывается, голодать легче, чем выходить из голодания.

3-й день. Урина пресная. Значит, можно расширить рацион. Салат из вареной свеклы, апельсин, гречневая каша на воде.

Обычно выход из голодания занимает столько времени, сколько длился процесс голодания. Мне хватило 3 дней – половины срока. Прекрасно. Дальше – обычное вегетарианское питание без соли. Замечу, что после «голодовки» вся пища кажется необыкновенно вкусной, даже если это просто ложка крупы, сваренная на воде без специй.

16.05.1997 г. Съездила на консультацию в Областной онкологический диспансер. Впечатления – удручающие. В коридорах огромные очереди тяжело больных людей. Глаза медицинских работников равнодушны, их слова ранят. Мне, например, врач В. А., симпатичная блондинка, сказала «железным» голосом:

– Откуда я знаю, почему у вас болит в правом подреберье?!

– А прогноз? – осмелилась поинтересоваться я.

– Я не Господь Бог! Он и то не знает, что с вами будет дальше. Может, вы меня переживете, а может… Это ваши проблемы.

– Что же мне делать?

– Ничего. У вас желчный пузырь удален, все нормально. А будут метастазы – приезжайте.

На том и расстались. Консультация закончилась. Провели повторное гистологическое исследование «стекол» – образца ткани оперированного органа. Диагноз подтвердился… Надежды не осталось… Я так надеялась, что ошибка. Но нет, диагноз подтвержден асом гистологии – врачом Черновой. Больные в коридоре сказали, что она не ошибается.

Домой ехала на рейсовом автобусе, от областного центра до дома 200 км, можно было на машине съездить, но я не стала мужа от работы отрывать. На что жить будем, если вдвоем по больницам начнем кататься?! Вперед – на электричке, ночевала у родственников, обратно – автобусом. И зря. В электричке хоть можно полежать, а в автобусе только сидеть. Еле выдержала. Прямо сидеть больно: у меня там, оказывается, рана 13 на 6 сантиметров – сделана электрокоагуляция на ложе желчного пузыря. Говорил мне мой хирург, что ехать еще рановато, нет, поехала… Думала, помогут…

Мой онколог Альбина Георгиевна не сдержала возмущения: «Как, тебе не провели контрольное обследование, не сделали даже УЗИ?! С тобой поступили по-свински!» Странно было слышать такие слова от обычно спокойного и корректного врача, которого знаю много лет. Сейчас-то я понимаю, почему она поторопилась отправить меня на консультацию к областному специалисту-онкологу – подозревала наличие метастаза.

Откуда мне тогда было знать, что этим исследованием (УЗИ) можно определить наличие метастазов? А в нашей больнице в то время это было сделать некому.

Может, кто-то сочтет поведение лечащего врача некорректным, но, зная меня, она поступила единственно правильно. Я вдруг поняла, что мой врач на моей стороне, и мне стало легче. Я поняла, что нахожусь под защитой, а этого мне так не хватало!

Позднее я не раз бывала в онкодиспансере, и всегда отношение врачей было корректным. Врача В. А. я больше не встречала, видимо, человек понял, что это не его место работы. Не каждый сможет общаться с «приговоренными».