Алексей Рафиев - О наркомании, наркоманах, наркологах, наркотиках и не только

Львиную долю смертей, которые заботливые тюремные доктора, нередко причастные к барыжным движения, констатируют, как сердечная недостаточность — составляют передозы героином. Можешь, мой юный друг, мне верить, можешь — не верить. Мне-то похуй. Я свое уже отмотал, и надеюсь больше не залипать в долгосрочные командировки. А если даже и залипну (в нашей стране ведь каждый четвертый мужчина каким-то образом оказывается хоть на короткое время за решеткой), то, скорее всего, от инъекций воздержусь. Оно и дорого, и небезопасно. Главная угроза даже не овердоз. В связи с наличием наркотиков и отсутствием одноразовых баянов — многие колются по кругу одним шприцем, перекочевывающим, как эстафетная палочка, из камеры в камеру иногда месяцами. Если игла становится тупой настолько, что ей нереально даже оцарапаться — можно подточить. Обычно это делается при помощи спичечного коробка — о чиркаш сбоку. В переполненных камерах наверняка внедрены стукачи, думающие только о том, как бы слинять оттуда побыстрее, и по сему стучащие беспрерывно — работа у них такая. Если стукач вынюхивает, что у сокамерников появились наркотики — он тут же стучит. Если к барыжному движению причастен тот, кому стучит стукач — все будет ок. Но если вдруг информация доходит до конкурента, мечтающего отбить под свою собственную движуху как можно больше пространства — могут возникнуть серьезные проблемы. По сему — решившие заторчать — шифруются. Следовательно, шприцы кипятятся далеко не каждый из разов, когда ими пользуются. Пока любимого вещества нет перед глазами — перекумарившийся нарик остается вполне вменяемым. Он чистит зубы, моет по вечерам ноги, старается правильно (по возможностям, конечно) питаться, вспоминает оставшихся на воле близких и родных, мечтает поскорей попасть в уютный вольный мир на вольные хлеба… Но лишь только поступает информация о том, что на тюрьме появился вожделенный препарат — всем честолюбивым помыслам приходит конец. Получив желаемое, арестант уже и не вспоминает порой о том, что кроме раствора в баяне могут оказаться гепатит, ВИЧ, сифон, тубик и черт знает что еще. Опытные зеки, конечно, предохраняются, дезинфицируют. Но вот первоходы иной раз даже понять не успевают, как оказываются втетененными. Да и бывалых тоже сносит порой.

В зоне, где я скоротал около года, был специальный барак для ВИЧ-положительных. Уж и не знаю, что говорят их медкарты, но сами они (многие из них) считают, что хапнули диагноз, уже находясь за решеткой.

За полторашку срока я вмазался всего дважды — один раз «несвежим» баяном. Не знаю уж, что говорит моя медицинская карта, но мне мнится, что гепатит я принес именно оттуда — из УЗ 62/5, в которой уже бодяженный раствор гердоса лился прямо из родников оперчасти. Если бы не моя природная брезгливость — мог бы, пока сидел, торчать по полной программе. Деньги были — и с воли, и выигрывал иногда. Если бы так же, как стиральный порошок, перед глазами мельтешил любимый мой винт — то слетел бы, скорей всего. А так пронесло. Не люблю я героин. Раз тридцать или больше пробовал его, и так и не понял, на чем там люди торчат? Сидишь втыкаешь, даже телек толком не посмотришь, даже трахаться особенно не хочется. Еще и подсадка очень скорая — да такая, что все время надо. Когда винтиться перестаешь — крыша сильно стекает, но хоть этих жутких ломаков нет. Про тюрьмы-зоны долго можно гнать по бездорожью. Но толку-то? Пока есть места лишения свободы и те, кто их охраняет за нищенское жалование — наркоторговля в этих «зонах отдыха» не прекратится.

Далее пару слов о церковных приходах, поскольку пройти мимо такого наебалова — преступление, ИМХО. Но здесь начинается очень деликатное поле, на которое с немытым рылом особенно и не заступишь. Объясню сейчас. Русская Православная церковь крайне хитрожопа. Как только начинаешь ее критиковать — тут же обзаводишься многичисленными врагами из числа зазомбированных прихожан. И куда-то ведь молниеносно девается миролюбие и всепрощение этих людей, наследственно уже молящихся прибитому к кресту мертвому инородцу, который настолько добр и светел, если верить отцам церкви, что тут же отправляет в ад всякого, пытающегося вякнуть что-нить супротив его воли. Получается, что Иисус, сакральный смысл жития которого веками замуровывается в толщи эгоистических человеческих наслоений, требует от своих последователей полного подчинения. Получается — секта. А в секте, как в армии, действуют всего два правила — дисциплина и подчинение. И ведь подчиняться надо не Богу, а такому же, как ты, человекообразному существу со слабостями, помноженными до кучи в ряде частных случаев, на многолетнее сексуальное воздержание. В среде священников, как и в любой другой, конечно же, встречаются люди относительно порядочные. Но чаще — самообманувшиеся до того, что никому из них и в голову придти не может попытаться найти в Библии хоть одно упоминание ада, придуманного впоследствии для того, чтобы проще было удерживать в подчинении толпы отступников, не желающих отдавать свою волю на алтарь сомнительного загробного счастья. Встречаются в этой околоцерковной банде и конченые пидоры, продолжающие одновременно проповедовать идеи опять же сомнительного спасения непонятно от чего и подсчитывать дивиденды с продаж «культовой» продукции, поступающие в церковную казну из тысяч больших и малых ларьков и магазинов. А спайка церкви с любой властью! О стукачах-священниках даже газеты одно время писали. Много строчить про это не хочется. Существуют специальные книги по теме. Мое дело — дать возможность человеку задуматься над тем, что вокруг него происходит. Стоит помнить, что многие так называемые батюшки за годы исповеданий и причащений поднаторели не хуже наркологов-психологов в науке подчинять себе волю нуждающегося в защите и помощи. Мне вот очень одна Библейская фраза нравится —

«Это мы, Господи». Во истину — мы.

Лет семь назад мне встретился парень, только что вернувшийся из полугодичной добровольной ссылки в далеком сибирском монастыре. После пары предшествовавших этому лет торча на винте, он просто взял — и слинял. При нашей встрече он долго рассказывал о том, как ему повезло, что он выбрал именно такой путь. Он вещал, сверкая подозрительно лоснящимися зенками, о том, как полгода строил барак, как носил в ведрах воду туда, куда не дотягивался водопровод, как сам себе растил и готовил еду. Из всего этого трепа я сделал тогда вывод — человека шесть месяцев использовали, как бесплатную рабочую силу. Этот парень в скором будущем собирался отправиться обратно в чудо-место, но по каким-то бытовым причинам залип в Москве — и годом позже скончался от передозировки стиральным порошком. В монастыре его научили не торчать, но совершенно не подготовили к возвращению в привычный мир, полный соблазнов и двойных стандартов. Даже искренне преследуя позитивные цели, священники неизбежно трудятся на благо церкви, поскольку являются ее продолжением. А если роптать кто вздумает — пусть «Житие протопопа Аввакума, им же самим написанное» почитает. Меня в свое время очень потряс момент, как у протопопицы по животу душегубы ходили, когда она устала передвигать ножки свои и упала замертво. Главная цель церковного служаки — подчинить неустойчивую психику адепта. А потом — можно и в лоно церкви впустить. Только на хуй оно такое надо, если неизбежно домой возвращаться придется, а дома поджидают кинутые кредиторы, подозревающие во всех грехах сразу родители и наркотики, наркотики, наркотики… которым несть числа, и имя которым — легион. Или что — пожизненно теперь в монастырях сидеть? По любому, на всех места не хватит. Многомиллионную армию российских наркоманов не вместят церковные стены даже если когда-нить православные и католики объединятся, прекратив делить рынки сбыта своих идеологий.