Александр Белов - Здоровье и долголетие. Исцеляющие методы В. В. Караваева

Роскошную коробку конфет сосед дарит медсестре, и та приносит ему отобранный при передаче блок сигарет — в больничке курить нельзя. Сосед курит по ночам сигарету за сигаретой, запивает их таблетками и ловит кайф. При этом он кладет телефон на тумбочку (нет бы надел наушники) и слушает молодежное радио. А там все крутят одну дурацкую песню: «Кто-то на балконе повис… прыгает вверх», — пропаганда суицида, однако. А я уже не знаю, куда деваться от этого дыма и этой «музыки». Сам виноват — пробовал корзиночку — заключил соглашение с дьяволом. Наконец, с соседом мы договариваемся: он будет курить в туалете и будет надевать наушники.

Было и хорошее в моем общении с «настоящим» наркоманом. Сосед научил меня правильно есть яблоки — оказывается, их надо разрезать ножом на четыре части и, удалив сердцевинку, начинать грызть изнутри, двигаясь от центра к кожуре. Кожуру выбрасывать. Да, вижу я теперь, что сосед мой действительно был дока в удовольствиях — по извлечению максимальных удовольствий из материальной действительности.

Меж тем я бы не стал мазать своего соседа черной краской. Он вовсе не являлся, как мне показалось вначале нашего общения, маменькиным сыночком. Я, к своему удивлению, узнал от него, что он успел и в тюряге побывать. «Когда это ты успел, вроде молодой еще?» На эту тему сосед не очень-то распространялся. Наверное, положительных эмоций в тюрьме, и в самом деле, маловато, неприятно вспоминать плохое, да еще в больнице, где положительных эмоций и так дефицит.

Однако, как выясняется, и в душе наркомана цветут цветы, и ему подвластно ощущение «глубокого удовлетворения». Не все же испытывать «острые удовольствия», от одного, другого, третьего.

Да и поехать ради девушки ночью незнамо куда, искать незнамо что, рисковать машиной и своим существованием — не каждый бы решился. Вероятно, движущим мотивом моего соседа по жизни является все-таки благородство помыслов. И это уже ни под какие удовольствия не спишешь.

Конечно, внешне его поступки направлены на иное — на поиск удовольствий… Не то что у дерябинцев-караваевцев, которые коров лечили, а вылечили себя.

Из сказанного я могу сделать один вывод — движет и «благородными» наркоманами, и «спасателями коров» одно глубинное чувство, которое можно было философски охарактеризовать как глубинное человеческое в человеке.

У тех и других прослеживается глубинный интерес к жизни. И этот интерес ведет их по жизни. Конечно, у каждого своя дорожка. Но, может быть, эта индивидуальная дорожка и приведет к общему знаменателю — Океану Разума; не сейчас, так когда-нибудь, не в этой, так в какой-нибудь другой жизни.

Среди прочего сосед рассказал мне, что он и свою «собаку съел», вернее даже не собаку, а волка, когда сидел. Погнали их в сопровождении конвойных окопы рыть на полигоне танковом. Рыли они, рыли, а полигон большой. Вот и потерялись, забыло о них начальство. Гроза прошла, рация вышла из строя. Все голодные: и конвоиры, и офицер, и зеки. Заночевали в лесу, а есть хочется. Выл недалеко волк, вот конвоир один и решил его подстрелить из автомата. Как-то прокрался к опушке леса и в самом деле подстрелил с благословения офицера. Разделали того волка; на костре зажарили и по-братски разделили между всеми: поровну досталось волчьего мяса и конвоирам, и зекам, и офицеру. Никто не был обделен. Казалось бы, небольшой такой эпизод, а весьма характерный: как до общей беды — все равны. Отыскали их к концу следующего дня. Всыпали всем по первое число: и конвоирам, и зекам, и офицеру. Но был у них в жизни, пусть и краткий, миг единения, когда они почувствовали, что все они, независимо от того, кто где, — люди.

И еще рассказывал мне сосед, как выезжал он на своем авто навороченном из супермаркета, отоварившись, как видит — мадам идет, руки в перстнях, за ней парень везет тележку с продуктами. На последней ступеньке тележка возьми да и перевернись. Апельсины разлетелись, яйца побились, колбаса и рыба под колеса автомобилей угодили. Мадам со всего размаха как своей сумочкой, железом отделанной, саданет по морде парня — раз, другой, третий — все лицо ему раскровила. Наш герой, увидев это, взял и заблокировал своей машиной выезд мадамы как бы в отместку — не надо быть такой злой. Села она в свое авто с парнем, а выехать не может. Двадцать минут сигналила, уговаривала, а этот правдолюбец решил наказать богатую леди за недостойное поведение. Дама позвонила куда-то, и через двадцать минут явился джип с тремя бандюгами. Берут нашего героя за шиворот: «Ты что хулиганишь?» А он им, правдолюбец, всю правду-матку рубит: так мол и так — мадама недостойно себя повела — парню рожу раскровила. Как ни странно, главный бандюган, выслушав это, к мадаме подходит и как саданет ее по лицу. Она только утерлась. Справедливость восторжествовала.

Я говорю соседу: «Ну, ты и экстремал, защитник праведных и обездоленных. Я бы никогда в чужую склоку не полез». Сосед со мной вроде и соглашается, вздыхает: «Все мне говорят, что я в каждой бочке затычка, а ничего не могу с собой сделать. Таким уродился. Из-за своей такой склонности и в тюрягу попал».

Да, есть все-таки и у наших наркоманов правильная «сердцевина», которая выведет их в люди не в этой, так следующей жизни.

Как в свое время уверял нас в университете маститый профессор, специалист по мозгу: страсти человеческие во многом запрограммированы и наследуются. Однако, как мы знаем, профессора во многом ошибаются. А во-вторых — что именно запрограммировано? Питье? Нейроморфолог приводил в доказательство своей правоты данные, что одна и та же извилина, ее характерный изгиб, может встречаться у деда, отца и внука. Мол, в науке есть такое понятие, как наследственный алкоголизм. Это как-то оправдывает алкоголиков и наркоманов. Мол, что с них возьмешь — их пристрастие и поведение запрограммировано генами.

Меж тем, если мы внимательно попытаемся разобраться с этим утверждением профессора, то поймем, что тот ведет речь о мозге, о его структурах, о генетическом аппарате — иными словами — о телесном. А душа? Такого термина в науке нет. Душу человеческую горе-ученые оставили за бортом и не рассматривают в качестве объективного показателя, влияющего на жизнь человека. А зря!

Караваев выступал категорически против такого подхода. Он говорил: «Наследственность существует, бесспорно; плохая или хорошая — это другой вопрос. Воспитание тоже существует, и это бесспорно; хорошее или плохое — другой вопрос. Но, помимо этого, существует и воля, и желание, и устремления индивида, которые мы можем обозначить как душевную потребность человека. Как же мы смеем сбрасывать со счетов это главное обстоятельство?»