Иван Гончаренко - Собачья служба. Истории израильского военного кинолога

Существует мнение, которое имеет под собой определенную объективную подоплеку, что любая армия мира — это пропитанная мужским шовинизмом организация и девушкам там не место. По крайней мере, уж точно не в боевых войсках.

В ЦАХАЛ «женский вопрос» решается иначе, чем в других армиях мира, а особенно в Окец, где наравне с парнями служат девушки-кинологи. Боевые кинологи!

Я уже упоминал о 50-километровом марш-броске, после которого мы с базы Пелес были переведены на Миткан Адам. Там нас на последних километрах, уставших, несущих носилки, встретили бойцы части со своими четвероногими друзьями, и мы уже единой командой завершили этот марш-бросок. Теперь добавлю, что среди этих бойцов было много девушек. Тот факт, что в израильской армии в боевых частях служат девушки, меня никогда не удивлял, в отличие от моих друзей из других стран. Я, наоборот, удивляюсь тому, что некоторые не понимают простой истины: государство принадлежит в равной степени и мужчинам, и женщинам, а значит, и ответственность за его безопасность в равной степени несут все.

Однако во время службы в армии я не сразу пришел к этой истине и однажды сильно оплошал, совершил ошибку, характерную для большинства мужчин, после которой мне преподали урок, засевший в памяти по сей день.

На базе Миткан Адам недалеко от наших палаток был огражденный забором участок, где в караванах жили сорок девушек — военнослужащих подразделения. Как и мы, они проходили подготовку, которая отличалась от нашей, но все равно была очень тяжелой, требующей выносливости и терпения. Более того! В израильской армии девушки служат два года, а не три, как парни. Но только не в Окец ! Если девушка захотела стать кинологом, она должна согласиться на еще один дополнительный год пребывания в армии. И недостатка желающих попасть в нашу часть даже на таких условиях среди прекрасного пола не было! Девушки, мечтавшие о службе в качестве кинолога, готовы были на все испытания.

Когда мы только прибыли на новую базу, то не успели хорошо познакомиться с нашими коллегами-девушками. В основном мы встречались в столовой — другого времени у нас просто не было. Все остальные часы были плотно забиты тренировками, занятиями и марш-бросками, плюс всего четыре-пять часов на сон. У девушек был свой командир, точнее, командирша, о чьей злобности на базе все знали. Мы часто слышали и видели, как она нещадно гоняла своих подчиненных. Казалось, ей не хватало точек приложения своих сил, так упоенно она изматывала девушек на тренировках. Имени ее мы не знали, но между собой называли даму «Банановой Клубникой» — кожа лица у нее была красная, а волосы, собранные в пучок, какого-то странного желтоватого оттенка.

В тот день мы закончили занятия около девяти вечера, получили шаат таш — час отдыха — и с удовольствием звонили родителям, девушкам, ели сладости и общались. Я уверен, что этот свободный час — самое демократичное время, которое только есть в армии. Ты можешь беседовать на любые темы. Никаких запретов. Тебе никто не имеет права что-либо запрещать говорить и обсуждать, даже сам начальник Генерального штаба ЦАХАЛ. Именно так должны проходить обсуждения в демократическом государстве, не исключая армию. Ведь это помогает прийти к согласию между людьми, сгладить неизбежные противоречия между ними. Ты начинаешь лучше понимать своего соседа по палатке, хотя у того совершенно иное мировоззрение, а он — тебя. В конечном счете, это укрепляет общество и армию.

Но вернемся к тому дню. Лежа в кроватях, мы слышали крики Банановой Клубники: «Быстрее! Еще быстрее! Вы не укладываетесь в норматив. Будете бегать здесь всю ночь!»

Невольно в палатке все начали прислушиваться к этим крикам. Я не удержался и высказался:

— Мне кажется, это ужасно, что девушки служат в боевых войсках.

— Почему ты так думаешь? — спросил мой сослуживец Дор.

Я сказал, что девушка — это нежный цветок и что она должна тратить свои силы на то, чтобы сделать этот мир лучше, красивее, а не бегать с оружием и стрелять. И это очень плохо, что мы дошли до того уровня, когда девушка становится бойцом.

В нашей палатке тут же возник диспут. Некоторые ребята поддержали меня, другие не согласились, утверждая, что такое мнение — проявление мужского шовинизма. Мы говорили громко, ничуть не опасаясь, что нас могут услышать и наказать за подобные разговоры. Мы чувствовали себя свободными людьми. Да так это и есть! Постепенно спор затих, и ребята в палатке стали засыпать.

Неожиданно мы услышали крик нашего офицера Лютана: «Тревога! Через две минуты все должны стоять в спецобмундировании с касками на головах на плацу!» Конечно, в тот момент мы не думали о причине тревоги. Все происходило на уровне рефлекса: тревога — вскочить — одеться — выскочить на плац. Никаких мыслей, главное — скорость, чтоб уложиться в заданное время. И вот через две минуты мы уже стоим буквой «П» перед офицером в еще мокрых от дневного пота рубашках. Лютан вызвал меня из строя и приказал подойти к машине, которая стояла недалеко от нас, и обойти ее, непрерывно отжимаясь. Сделать это было, как вы понимаете, не так уж легко. Во-первых, очень трудно отжиматься во время ходьбы. Во-вторых, у меня было оружие с шестью дополнительными обоймами и каска на голове.

Уже через полминуты я начал потеть. Все мои сослуживцы сочувственно наблюдали за экзекуцией. Последовал новый приказ Лютана: «А вы чего стоите? Всем отжиматься, пока он не пройдет эту дистанцию». Все тут же приняли положение лежа и стали отжиматься, сопя и кряхтя.

Едва я закончил обходить машину, Лютан приказал: «У вас есть две минуты, чтобы обежать вокруг лагеря». И мы бросились бежать. Все уже понимали, что все это неспроста, а в наказание за какую-то провинность. Но за какую? Все терялись в догадках.

Когда мы обежали базу, судорожно глотая воздух, офицер сказал: «Неплохо». И добавил, что если кто-то считает, что он лучший боец, чем девушки, то глубоко ошибается, ибо многие из девушек, которые служат у нас на базе, сделали бы это намного лучше нас. Все стало ясно. Нас наказали за спор в палатке. И тут откуда ни возьмись перед нами появилась Банановая Клубника. Так вот откуда ноги растут! Это она услышала наш спор и рассказала о нем Лютану.

— Я слышала ваш разговор, — холодно произнесла она в полной тишине. — И хочу сказать только одно. Не вам решать, как я стану защищать свою страну. Не вам решать, носить мне оружие или не носить. У вас никогда не было и не будет такого права.

Тяжело дыша, в мокрой от пота униформе мы стояли перед ней, и нам было стыдно, ведь она была абсолютно права. После того как нам разрешили вернуться в свои кровати, я подошел к Банановой Клубнике и искренне извинился. Сказал, что это для меня стало действительно важным уроком. В ответ она улыбнулась и ответила, что очень рада слышать такие слова.