Иван Гончаренко - Собачья служба. Истории израильского военного кинолога

Но любой праздник, что в данном случае точнее назвать вакханалией, заканчивается. Мы выстроились в каре вокруг офицера, который буквально кипел от негодования. Он тихо произнес: «Эта самая ужасная вещь, которую я видел в своей жизни. Вы просто наплевали на все идеалы нашей армии! Вы кричали то, что просто немыслимо услышать в ЦАХАЛ. Вы кричали, что каждый спасает свою задницу, отлично зная, что наш принцип — помогать друг другу. Вы убегали с поля боя! Не отходили, а убегали! Быстрее, чем наступали! Я даже не знаю, как назвать эту тренировку. Позор!»

Мы поплатились за свой поступок. За то чувство вседозволенности, из-за которого у нас массово спонтанно возникло желание покуражиться, сделать то, что другим не позволено. Нас подняли ночью и отправили в марш-бросок на пятнадцать километров с носилками. Нам очень хотелось спать, мы очень устали, но понимали, что за собственную глупость надо платить. И, откровенно говоря, такое наказание не было суровым.

Когда я видел, как убегали в ужасе, пусть и притворном, мои товарищи, когда я и сам убегал, то вдруг в голову пришла ужасная мысль — первый раз за все время службы в армии. Мы не всегда сможем победить. И впервые в жизни я почувствовал себя проигравшей стороной. Это была действительно пугающая мысль. Израильская армия никогда не дает тебе даже на мгновение предположить, что она может проиграть. Этого не может быть. Ведь если проиграет израильская армия, наше государство тут же сотрут с лица земли. Возможность поражения просто не рассматривается!

Но эта тренировка каким-то непостижимым образом позволила понять суть случившегося, представить реальную возможность позорного провала операции. Некоторые ребята сказали, что чувствовали примерно то же, что и я. Они тоже поняли, как это страшно — проиграть.

После этого случая каждый раз, когда я тренировался, каждый раз, когда мы выходили на военную операцию, у меня воскресала эта картина бегства в голове. И я думал: «Что угодно, но никогда не быть побежденной стороной». И появлялась здоровая злость и дополнительные силы. В этом, наверное, и состоит одна из главных стратегий ЦАХАЛ — показывать, что варианта проиграть просто нет. Его не существует даже теоретически.

На следующий день, еще не отдохнувшие как следует после пятнадцатикилометрового марш-броска, мы стояли на церемонии получения значков командиров. Торжественно играл гимн Израиля, все улыбались, словно и не было нашего вчерашнего притворного, но от этого не менее позорного бегства.

Уже в автобусе мы все как один дружно сняли эти значки с груди и прикололи их на изнаночную сторону своих красных беретов. Не должен около значка спецподразделения, полученного после полутора лет изнуряющих занятий, висеть другой значок за какой-то месячный курс. Вот такая она, заносчивая элита израильской армии.

Через несколько месяцев после того, как на гражданку ушли наши командиры Алекс и Раве, мне и моему другу Омри предложили занять их места командиров по подготовке кинологов. Солдаты, чьими командирами мы должны были стать, находились пока на курсе спецподготовки. А мы, как их новые командиры, уже начали проходить подготовку к вступлению в столь важные должности. Подготовка длилась две недели. Насыщенных две недели, когда мы с офицером нашего будущего курса лейтенантом Ишаем, а также другими офицерами каждый день сидели и обдумывали любой момент, любой возможный нюанс, который мог возникнуть в нашей деятельности по подготовке бойцов-кинологов. Мы старались учесть все, вплоть до того, кто ответственен за то, чтобы наказать нерадивого военнослужащего или сделать ему выговор за недостаточное усердие на службе. Как мы должны вести себя со своими подчиненными? Только наказывать их, держать в страхе? Или стараться воспитать из них ответственных бойцов, способных осознанно принимать самостоятельные решения и отвечать за них, а мы только будем со стороны контролировать эти процессы?

Этими вопросами мы занимались с восьми утра и до восьми вечера. Любой учитель, у которого есть соответствующая теоретическая подготовка по психологии, справился бы с этим быстрее и лучше. Нет, не справился бы! Потому что одно дело школа, а другое — армия. Здесь вмешивается важнейший фактор — необходимость выходить навстречу опасности, неизвестности. Здесь нужно, с одной стороны, подготовить бойца, который сможет действовать согласно установленным правилам и законам, а с другой — позволить ему самому принимать взвешенные решения и идти вперед. Мы и сидели по двенадцать часов в день две недели подряд, чтобы учесть любую мелочь, которая при боевом задании может обернуться трагедией.

Помню, мы жарко спорили, как поступать с солдатом, который не справляется со службой. Просто выкинуть из части или же стараться его изменить? В этом споре Ишай сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь:

— Ребята, у нас нет лишних людей! У нас нет возможности выбирать из сотен и тысяч парней. И они уже прошли больше года службы, на них уже сделаны ставки, и мы должны постараться сделать все, чтобы они смогли закончить спецподготовку. Очень часто это зависит от нас больше, чем от солдат. Смогли ли мы понять, что помогает им нести службу, что они чувствуют, как у них дела в семье? У нас есть еврейские дети, маленькие восемнадцатилетние дети, которые захотели стать частью элитного подразделения, и коль скоро дошли до этого времени и продержались, то доказали тем самым, что они способны на многое и хотят идти дальше. И наша цель — серьезно подготовить их. Максимально быстро и максимально качественно. Не думать о том, кого нужно наказать и кто не подходит. Думайте о том, чему еще мы способны их научить.

После этой речи в комнате, где проходило обсуждение, воцарилось молчание. Это был последний день нашей подготовки. Завтра мы уже встретим своих товарищей в должности их командиров. Мы сидели и еще раз обдумывали то, что нам, в принципе, хорошо было известно с первых дней службы. В израильской армии к солдатам относятся как к детям, которые обязательно должны вернуться домой целыми и невредимыми. К детям, которые вынуждены служить в армии, хотя все мы хотим, чтобы этого им не надо было делать. Однако сколько бы мы ни рассуждали, а разница между двухнедельными обсуждениями в офисе, под приятным освежающим кондиционером, со стаканом черного кофе, и реальностью, с которой мы должны столкнуться, существует огромная. Когда ты командир, который должен беречь своих подчиненных, но при этом сделать так, чтобы они окончили курс хорошо подготовленными, слаженно и успешно выполняли боевые задачи против реальных угроз и террористов, то жестокая объективность диктует свои правила. В итоге, несмотря ни на что, нам необходимо выбирать между хорошим и плохим солдатом. Мы должны были непрерывно наблюдать и анализировать все действия своих подчиненных, их слова и поступки, то, как они выполняли задания, данные нами, как они общались с друзьями, насколько хорошо проходили каждый новый урок в кинологическом курсе. От всего этого зависело, продолжат они и дальше служить в подразделении или нет.