Иван Гончаренко - Собачья служба. Истории израильского военного кинолога

Ребята, которые говорили, что у них есть протекция, и были на сто процентов уверены, что пройдут, даже не закончили физическую часть, то есть никакой протекции при отборе нет и никогда не было, все оказалось на уровне обычного трепа. Те же, кто, как и я, до конца прошел испытания, уже в сотый раз терзались вопросом, зачислят их в Окец или нет. Это ожидание результата и неопределенность сильно выматывали, превращая дни в какую-то тягучую серость.

В автобусе нам сказали, что результаты будут оглашены лишь в воскресенье, когда мы вернемся после шаббата из дома. Это был один самых тоскливых и нервозных шаббатов в моей жизни! Хотя я и думал о том, что это был самый тяжелый день в моей жизни, впоследствии это мнение изменилось — случались дни и потяжелее. А вообще, несмотря на то, что окончательный вердикт был неизвестен, меня наполняли легкая гордость и удовлетворенность. Я прошел до конца, выложился до последнего. И если меня не выберут после этого, значит, я действительно просто физически и психологически не подхожу для элитных частей. Главное, я сделал все, что мог, не спасовал.

В воскресенье мне сообщили, что я зачислен в подразделение Окец.

Прошло более десяти лет, но я все еще помню присвоенный мне во время гибуша номер — 13! Думаю, лучше обойтись без комментариев относительно «счастливых» и «несчастливых» чисел. Нас, претендентов, было четыреста пятьдесят человек, и каждый знал, что отбор пройдут лишь сорок. Это даже меньше, чем каждый десятый. Множество физических и психологических тестов, десятки километров, которые мы должны пробежать или проползти, сотни отжиманий и приказов, больше похожих на крики, с которыми пастухи загоняют стадо овец в загон. Жара, пот, усталость и сердце, словно несущееся галопом. Маленький ад для каждого из нас. И как же в аду без дьявола-искусителя? Раз в двадцать минут к нам подходил молодой парень и на глазах у всех наливал в пластиковый стаканчик соблазнительно пузырящуюся холодную кока-колу. Все наше естество вопило: «Пить! Пить! Пить!», а «дьявол» с улыбкой змея-искусителя говорил:

— Ребята, зачем вам все это нужно? Посмотрите, какая жара. Лишь скажите два слова: «ани порэш» («я ухожу»), и я сразу налью вам стаканчик холодной кока-колы, проведу вас в зал с кондиционером, и вы просто будете отдыхать на протяжении всего оставшегося дня.

Два слова — пропуск на выход из этого ада. И в душах у некоторых это находило отклик. То и дело кто-то из ребят, поддавшись искушению, подходил к солдату и с опущенной головой произносил: « Ани порэш ». И еще одним претендентом становилось меньше.

Этот день я помню урывками. Перед глазами сплошная карусель каких-то фрагментов — палящее солнце, жара, крики и физическая боль. Но одно воспоминание останется со мной навсегда. Я лежу на песке, по которому ползал последние три часа. Надо мной выбеленное жгучим солнцем небо, черный силуэт трогает меня за руку: «Номер 13, ты жив? Ты хочешь уйти?» Оказывается, я только что потерял сознание.

— Нет! — хриплю я и снова начинаю ползти по проклятому горячему песку.

В тот день я дважды терял сознание. И каждый раз, как только я открывал глаза, «дьявол» или кто-то из его подмастерьев «участливо» спрашивал: «Номер 13, ты жив? Ты хочешь уйти?» И я снова хрипло ору: «Нет!» И мои руки и ноги вновь начинают отталкиваться от песка, бросая тело вперед…

У меня было мало шансов пройти этот отбор. Я никогда не был первым ни в беге, ни в отжиманиях, ни в таскании мешков с песком. Последним я тоже не был, но элиту армии не интересуют даже вторые, только первые. К тому же я два раза терял сознание… Но через неделю я узнал, что прошел!

Потом было полтора года тяжелейшей подготовки. Только подумать: из трех лет службы полтора года нас лишь готовили. И если эти два дня отбора можно приравнять к первому кругу ада, то в последующие восемнадцать месяцев мы проходили все остальные восемь.

Со временем, став сержантом, я спросил нашего психолога: «Как человек, падавший на испытаниях в обморок два раза, может пройти в элитное подразделение?»

Его ответ был прост: «Мы понимаем, что физическая форма ребят, вчерашних школьников, не самая лучшая. Но это поправимо. Мускулы можно легко накачать и физическую выносливость увеличить. Намного сложнее дело обстоит с ментальностью. Насколько человек вынослив психологически? Насколько он готов идти до конца? Мускулы можно увидеть, пощупать, а под черепную коробку не заглянешь. Если ты терял сознание, значит, твое тело физически не было готово к таким нагрузкам, и срабатывал внутренний предохранитель, отключавший тебя. Но, приходя в сознание, ты продолжал идти, не опускал руки, а упрямо шел к цели. И открывалось второе дыхание! Это намного ценнее, чем хорошая физическая форма. Были те, кто бежал лучше тебя, но сдался. Они не смогли себя заставить перешагнуть через собственную немощь. А ты наступил на нее, задушив на корню. Значит, твоя воля оказалась сильнее. Мышечную ткань нарастить намного легче, чем что-то изменить в голове. Поэтому взяли тебя, а не их».

Я запомнил этот разговор на всю жизнь. Очень часто в нашей жизни мы встречаем людей, которые со стороны кажутся слабыми, — тихие, субтильные на вид. Но мы не знаем, что у каждого человека внутри и на что он способен. Это можно понять, лишь познакомившись с ним, увидев в сложной ситуации. Как у Владимира Высоцкого: «Пусть он в связке одной с тобой — там поймешь, кто такой». В израильской армии говорят: « Хаколь ба рош» — все в голове. А внешний вид, физическая подготовка… или счастливый/ несчастливый номер не играют в этом никакой роли. У тех, кто силен духом, и число тринадцать всегда будет счастливым.

Полночь. В свои права вступил новый, разогнавшийся где-то там, на востоке страны, со стороны Мертвого моря, новый день. Вступили в него и мы — я и мой друг Марк, колумбийский еврей, олицетворяющий непреложную истину, что евреи есть везде. Два еще зеленых новобранца, только три месяца назад начавших тянуть армейскую лямку, волею командиров оказались на охране самого отдаленного места на базе, на отшибе. Ничего секретного или ценного там не было. Вокруг нас, насколько хватало глаз, был только песок, и самыми опасными врагами следовало считать разве что скорпионов. Но и они обитали где-то там, в кромешной темноте, вовсе не собираясь нападать на бравых вояк с М16 в руках. А приказ есть приказ, и мы орлиным взором таращились в непроглядную темень.

Зачем каждую ночь выходить на пост и охранять песок, нам было неведомо. Скорей всего, в воспитательных целях. Чтоб тироны — молодые солдаты — поняли, что тусовки в ночных клубах с холодным пивом и горячими девушка ми сменились суровыми армейскими буднями. Правда, в голову закрадывалась еще одна крамольная догадка — командиры пытались любым способом сократить время нашего сна до неприлично коротких четырех часов. Впрочем, это тоже из серии «чтоб тироны поняли», иными словами, чтоб жизнь малиной не казалась.