Александр Власенко - Кое-что о немецких овчарках их дрессировке, о предвидении Лоренца и многом другом

— Единственный ориентир для нас — НО современных линий ГДР.

— Догнать ГДР мы сможем лет через «дцать», если только не будем использовать многих пригодных для разведения кобелей, но, устроив им отсев той же интенсивности, что и в Германии, станем отбирать из сотни пригодных одного «головного». И вязать почти исключительно «головных» производителей. (Стоит ли задумываться над тем, что у нас отсутствуют аналогичные немецким предварительные стадии селекции — оценка пометов, оценка молодняка, обязательная дрессировка, испытания на пригодность для разведения, «кёрунг» — и нет статистической оценки качества потомства. И весь наш выбор «головных» кобелей заключается в оценке происхождения и выставочном успехе.)

— Из Германии к нам и так идет не тот по происхождению племенной материал, что ценится на выставках в ГДР. Значит, немцы поставляют почти брак, заведомо бесперспективных собак. Пройдя же через третьи страны (Польшу, Бельгию и т. д.), к нам приходит брак из брака. Посему следует отвергнуть использование кобелей, завезенных не напрямую с родины породы, а из их потомства вязать только сук.

— А чем, спрашивается, УПГ лучше чешско-польско-бельгийских «немцев», если у нас они выведены через брак в десятой степени? Долой «упэгэшек»! Использовать только сук. (И что с того, что в любом виде животноводства генеалогическое разнообразие поголовья предпочтительно, что именно различиями определяется возможность эволюционного прогресса.)

— В Германии, получая «головных» собак, почти не обходятся без инбридинга. А наши «шефы» (так частенько называли Орловскую и Степанова) избегали инбридинга, как могли. Что ж, долой политику «шефов»! Инбридинг, инбридинг, инбридинг! (А сколько собаководы ГДР потеряли в своих овчарках из-за узкой кровной базы, кто знает?)

Да-да, история была еще та. Р-революционный держите шаг! Мы пойдем другим путем! И с нами Поливанов, с нами Гена Северин… А дедушка Крылов, между прочим, говаривал:

Ну мы и напроказили. Азартные, но слепые щенки, мы вляпались в эту белиберду по самые уши. Трудно было в нее не поверить: вот каталоги выставок, вот анализы родословных, вот статьи в «Дер Хунд’е». Изучение здания немецкого собаководства мы начали с черепицы на крыше и покраски стен. Когда же добрались до устройства фундамента, было уже поздно. Собачий-то век короток. А что касается просчетов Вернера Дальма (он руководил разведением НО в ГДР после Г. Хирша), да разве мы смели об этаком помыслить? На гэдээровское разведение мы смотрели сквозь розовые очки. И, разумеется, даже не скопировали тамошних ошибок. У нас получилась, скорее, жуткая карикатура на эти ошибки.

Так начался «новый этап работы с породой». Начался не с отбора овчарок по работопригодности и не с испытания качеств характера или изучения наследственности рекомендованных для широкого использования производителей, а с массированной пропаганды престижности выставочных успехов. Мода враз двумя ногами влезла в наше разведение НО и словно на дрожжах стала расти, быстро вытесняя здоровые принципы, ради которых, собственно, эта каша и была заварена.

За каких-нибудь пять лет мы потеряли лучшую, ценнейшую часть племенного материала. В этом траурном списке те же УПГ, представлявшиеся Степанову и Орловской счастливой возможностью избежать вынужденной инбридизации и имевшие наследственность куда как чистую, сравнительно с очень многими импортными производителями. И потомки Ксеру дю Буа де Фонтенель, передававшего исключительные рабочие качества и железное здоровье через любые сочетания на две-три генерации вперед. Почти бесследно растворился богатейший набор производителей линии XIII A, одно происхождение которых было гарантией высочайшей пользовательной пригодности. Перечислять можно, увы, долго. Все это поначалу «ушло в матки», а сейчас… Сейчас клички этих собак можно встретить разве что в родословных «полукровья». Всё-то мы профукали. И ради чего?

Единственным достижением от использования производителей из новых восточногерманских «модных» линий стало определенное улучшение строения опорно-двигательного аппарата, и в первую очередь — верха. Зато вместе с прочным верхом их потомство — а вскоре это было почти все наше поголовье — обрело массу отрицательных свойств. Вслед за поздним физическим формированием (с чем, конечно, смириться было нетрудно) массово проявились и все заметнее усиливались инфантильные черты характера. Если прежде овчарка на первом году жизни, а то и сразу после смены зубов уже чувствовала себя взрослым бойцом, полноправным членом семейной «стаи» и защитником хозяина, то тут щенячье поведение могло запросто растянуться лет до двух, а то и на всю жизнь. Причем крайне неприятной особенностью оказалась болезненная чувствительность к воздействию со стороны хозяина, когда даже храбрая и стойкая в схватке с противником собака при первом подозрении на гнев «вожака» моментально «гасла» и впадала в угнетенное состояние. Дрессировать таких было противно до тошноты. За этими поведенческими признаками абсолютно не проглядывалось истинной овчарочьей сути. Но имелось однозначное сходство с характерами волко-собачьих гибридов. Впрочем, кто-кто, а экзальтированные девицы, которые вместе с натиском моды переполнили клубы «немчатников» и к тому времени составили, ввиду своего численного превосходства, мощный оплот для проталкивания очередных идейных изысков упомянутых «вождей», так вот, эти девицы считали «волчьи» аномалии поведения своих собак за проявления «интеллигентности» и ума. Тогда и началось превращение наших овчарок из служебных в «спортивных».

К злобности и смелости собак нового поколения поначалу претензий не было, а темперамента хватало через край — уже не редкостью были НО с безудержным желанием двигаться, словно педаль тормоза у них полностью отпущена, а газ выжат до предела. А вот действительный показатель способности шевелить мозгами — умение принимать верные самостоятельные решения, что у охотничьих собак называется мастерством — определенно стремился к нулю. Наряду с ним таяло главное породное качество — жажда работы. Их освободившееся место все чаще занимали маниакальные формы поведения — общее доминирование половой, пищевой и апортировочной реакций. Между прочим, с чьей-то легкой руки «чокнутость на апортиках» многими считалась даже желательной для рабочей овчарки.

Немного времени понадобилось, чтобы среди победителей крупнейших выставок появились собаки с очень слабыми характерами и даже откровенно трусливые. Мало того, среди них попадались экземпляры совсем не блестящие по экстерьеру, движениям и выносливости (достаточно вспомнить одного Затана ф.Калькбрух). Чрезвычайно интересно было наблюдать, как на Днепропетровской выставке, где год-другой назад овчарки бегали буквально на измор (и впереди тогда действительно оказывались лучшие «рысаки»), осмотр в движении прекращался, лишь только лидирующая группа выдыхалась и становилось ясно, что еще через пять-десять минут вперед придется переставлять совершенно иных собак. Результаты экспертизы беспардонно определялись по одному только происхождению собаки.