Роберт Вайнтрауб - Смерти вопреки

Мост на реке Квай был разнесен на куски налетами авиации союзников, но восстановлен после того, как стала известна история о том, что мост строили на крови. Храм в Глоегоере не удостоился такой второй жизни. Вскоре после того, как Суматру отвоевали у японцев, храм уничтожили, и место, где он стоял, снова поглотили джунгли, что стало еще одним примером того, как история отодвинула на периферию судьбы военнопленных на Суматре[1].

Шло время. Пайки военнопленных резко сократились. Японцы пали в какой-то момент так низко, что пятидесяти пленным выдали винтовки и по пять патронов к ним и приказали отправиться на охоту на свиней в ближайшем лесу. То, что получившие оружие пленные не попытались немедленно устроить вооруженное восстание и освободить лагерь, говорит о том, насколько эти люди были раздавлены, и о том, что подлинное освобождение уже стало невозможным. Конечно, перспектива ликвидации нескольких охранников и бегства казалась привлекательной, но перспектива голода и вероятность нового захвата в плен и ужасных пыток, за которыми следовала казнь, выглядели неизбежными. Лучше было отстрелять несколько хрюшек и сидеть тихо с полным желудком.

К сожалению, найти в лесу кабанов пленным не удалось.

Побег был невозможен, но это обстоятельство не помешало японцам ввести клятву об отказе от бегства, которую они приказали подписать пленным. Те проявили гордость и наотрез отказались от этой присяги. Несмотря на всевозможные угрозы, никого не удалось склонить к подписанию обязательства, так что всю тысячу пленных загнали в один барак и в течение трех дней не выдавали ни пищи, ни воды. Наконец пленные подписали обязательство не бежать из лагеря. Бунт позволил им гордиться собой, но это не могло унять бурчание голодных животов.

Сокращение довольствия шло рука об руку с распространением болезней. Поначалу военнопленные были на удивление здоровы. Хотя им постоянно угрожали малярия и дизентерия, а также недоедание, за первые восемь месяцев заключения в Глоегоере умерло всего несколько пленных – и это несмотря на то, что у врачей в лагере было очень мало лекарств. Дух пленных оставался сравнительно высок, хотя немногочисленные случаи смерти «набрасывали тень уныния на весь лагерь, и эта тень витала много дней», – писал Хартли. В дальнейшем военнопленные станут умирать так часто и так быстро, что их смерть едва ли фиксировали, но пока в Глоегоере это было редкостью.

Один из умерших был приятелем Джуди по имени Казенс. Казенс делал и чинил обувь японским солдатам. Таким образом, он имел доступ к коже, которую он тайком, со страшным риском для жизни и здоровья, отрезал и подкармливал ею Джуди. Кожу, конечно, нельзя назвать лакомством: ее трудно было жевать и переваривать, но в ней имелись необходимые собаке питательные вещества, поэтому Джуди прилагала усилия и жевала кожу так энергично, что ей приходилось отдыхать, положив усталую пасть на передние лапы.

Казенс и Сирл участвовали в отчаянном и нелепом набеге на жилье японских офицеров. Такие набеги считались самой крайней мерой. Казенс как сапожник высмотрел поблизости несколько неохраняемых мешков риса, рассказал о них Сирлу, который от голода превращался в зомби, и предложил присоединиться.

Украсть рис, по словам Сирла, было «удивительно легко», но приятели забыли о том, что на следующий день ожидалась инспекция барака. Когда охранники приблизились к одеялу, в котором Сирл хранил добычу, он запаниковал. Если бы рис нашли, их бы избили или сделали что-то того хуже.

И тут в дело вмешалась Джуди.

«Наверное, у животных есть встроенная радарная система, улавливающая излучения чужих чувств, таких как страх, счастье, паника и грусть. Эту способность животных подтвердят почтальоны», – сказал Сирл после войны[2].

Эта способность, вероятнее всего, связана с поразительным обонянием Джуди и с тем, как оно влияло на ее жизнь. И снова вернемся к концепции умвельта , отношения собаки к миру. Джуди могла воспринимать изменения в настроении людей посредством особого чутья. Сверхъестественная способность Джуди появляться на сцене назревающего конфликта свойственна не одним лишь собакам. Но то, что она делала после этого, было присуще именно собакам.

«Джуди определенно чуяла опасность в комнате, – продолжал Сирл, – знала, что надо делать. Еще она знала то, что знали все мы, – что японцы питают глубокий страх, почти ужас перед скелетами, могилами, почти любыми напоминаниями о смерти. Таким образом, нельзя объяснять совпадением то, что Джуди ворвалась в комнату в критический момент как безумная, откинув уши назад и с глазами, сиявшими красным светом. А в ее оскаленных зубах блестел человеческий череп!»

Нетрудно поверить: Джуди знала о том, что останки мертвых тел в том или ином виде отвлекут японцев, людей, которых она узнавала по виду и запаху. Что бы ни было причиной ее поступка, она совершила несколько кругов по комнате, проворно избегая всех препятствий и японцев, которые при виде черепа впали в истерику. Как раз в момент, когда один из охранников собрался поднять винтовку, чтобы пристрелить Джуди и пресечь беспорядок, собака резко выскочила из комнаты так же неожиданно, как вбежала в нее. Охранники, все еще возбужденные и кричавшие высокими голосами, тоже ушли, забыв об инспекции. Джуди спасла Сирла и Казенса от неминуемой расправы, а заодно – и тайник, где они хранили украденный рис, который позднее съели.

Впрочем, Казенс недолго наслаждался победой. Он заболел малярией и вскоре после кражи риса умер. Джуди вытянулась, положив голову на передние лапы, под маленьким навесом, под которым сапожничал Казенс и где он подкармливал Джуди кожей. «Казалось, она скорбела», – сказал Сирл.

Джуди потеряла друга, а также самый надежный источник дополнительной пищи. Но вскоре она нашла замену Казенсу. Этот новый друг станет для нее чем-то намного большим, чем просто человеком, который ее кормит.

В начале августа Фрэнк начал чаще встречать пойнтера, которого мельком видел в Ренгате. С тех пор пути Джуди и Фрэнка пересекались, главным образом, во время еды, когда Фрэнк часто бросал собаке несколько зерен риса или, в качестве особого лакомства, личинку (их было много в мисках, в которых давали еду военнопленным). Такие подачки были для Джуди обычным делом, поскольку многие пленные давали ей попробовать (но не более чем попробовать) порции еды, содержавшей необходимые им самим калории. Но со смертью Казенса и при нехватке еды Джуди распустилась и более открыто обнюхивала других пленных. Это было опасно, так как Джуди чаще попадалась на глаза охранникам, которые, не задумываясь, отправили бы ее в тот же котел, где варились питоны. Но голод заставлял всех идти на крайности.