Дайана Джессап - Пес, который говорил с богами

И лишь одна очень неприятная мысль не давала ей покоя: Дамиан ей не принадлежал. У нее не было на него никаких прав. Элизабет надеялась только, что, когда придет время показать его способности, кто-нибудь авторитетный позволит ей остаться с собакой, заботиться о ней и учить ее. С холодной решимостью девушка отказывалась даже думать о том, что их могут разлучить. Но такая возможность существовала, и Элизабет безжалостно заставила себя ее рассмотреть. Кто-то другой мог бы опекать и учить Дамиана — если она убедится, что с ним будут хорошо обращаться. Есть шанс, что, когда выяснится истинная ценность Дамиана, откроются его способности, какой-нибудь терпеливый и добрый дрессировщик сможет уберечь его от опытов, а она вернется к семье и карьере.

И все-таки она не могла представить, как это будет. Дадут ли ему бегать по росистым лужайкам? Поймут ли, что ему не вредит мягкий летний дождь; что он любит сталкивать камни в грязные лужи, а затем ворочать их там, пока весь не перепачкается? Будут ли помнить, что он любит играть в воде, но весь ежится, как дворняга, когда его пытаются отмыть струей воды из шланга? Будут ли играть с ним в «ку-ку», как она, когда вытирала ему голову, а он зубами вырывал у нее из рук полотенце? Когда кто-нибудь узнает, что пес разговаривает, их прогулки прекратятся.

Все может измениться. Оставалось надеяться — изменится к лучшему. Пока что она была уверена лишь в одном: Дамиан проводит целые дни в камере смертников, забытый всеми, но под постоянной угрозой продолжения опытов.

Элизабет готовила Дамиана, но постоянно как могла подчеркивала, что он не должен разговаривать ни с кем, кроме нее. Она не знала, понимает ли он ее. Лучшее, что она смогла придумать, — научить его немедленно закрывать пасть, если она прижимала палец к губам. Но Дамиан часто путал этот сигнал с поднятым пальцем, которым она обозначала единицу, и мог не умолкнуть, а ответить счастливым громким «раз». (Пес не был гением в математике, но отличить один палец от двух все-таки умел.) В такие минуты она смеялась над ним — но и беспокоилась. Если он ляпнет такое при посторонних, быть беде.

Элизабет пыталась понять, почему одни слова даются ему легко, а другие — нет или почему он не может произносить все слова, которые — она это знала — понимает. Пес уверенно исполнял множество команд, знал названия мест, имена и действия, но никогда не использовал эти слова в речи. Он говорил только то, чему она специально его учила. За одним исключением: «дём». Так он произносил «идем», и эту настойчивую просьбу довольно часто повторял, когда водил ее по полям. Этому слову он научился сам.

Пришла мягкая весна, и окрестности мрачных университетских зданий наполнились щебетом и чириканьем. Неуверенно набухали почки на деревьях; земля покрылась нежной порослью, почти каждый день шел дождик. Повсюду скакали крошечные зеленые древесные лягушки, окликая друг друга возбужденными дребезжащими голосами, как будто весь этот теплый влажный мир создан только для них.

Лежа на бетонном полу камеры смертников, Дамиан знал: весна здесь. Долгие, томительные часы он проводил в ожидании Единственной; властный страждущий первобытный Голос восставал против бесконечного заключения, досаждая больше, чем неудобства, создаваемые людьми. Весна — время возрождения, и тот же Голос, который заставляет мерзлый, захороненный где-нибудь в болоте желудь рваться вверх гордым молодым дубком, а нежные побеги травы — пробиваться сквозь бетонные тротуары, наполнил все вокруг тем же безумием, той же магической энергией, что свойственна только этому времени года. Юные творения природы бегали, резвились, дрались или спаривались при любой возможности. Даже старые, умудренные жизнью существа — и те чувствовали весну, были беспокойны и озабоченны. Голос требовал двигаться, охотиться, играть, любить, убивать. Жить — после долгих месяцев темноты и холода. Все кругом пришло в движение: резкий ветер спешно гнал прочь белые облака, гуси возвращались на север, соки поднимались, саженцы тянулись вверх, олени возвращались на холмы, солнце поднималось все выше, и земля поворачивалась к нему лицом. Повсюду самки искали самцов, пыльца ждала своего шмеля. То было время волнений и безрассудства, великий праздник гедонизма для тех удачливых игроков Природы, кому удалось пережить еще одну суровую зиму.

То было время перемен, время действий — Элизабет, как и все, это ощущала. В то теплое, влажное, все еще серое утро она не пошла на лекции. Они с Дамианом отправились гулять по оврагу и свежевспаханному полю. Было очень рано, солнце еще не поднялось над горизонтом, и Элизабет совсем не думала об учебе — она предавалась серьезным, мимолетным, эфемерным размышлениям юности, созерцая три четверти луны над западным горизонтом и яркую звезду рядом. Луна, решила Элизабет, гораздо красивее и значительнее в предрассветном небе, нежели вечером. Сейчас красота ее, казалось, уступала место мужественной энергии солнца, но девушку восхищали какое-то особенное изящество, спокойная и прозрачная грация луны. «Она отказывается от величия, — думала в такие минуты Элизабет. — Ее сила не так очевидна, но тем не менее реальна». Ей нравилась луна.

Полосатый питбуль крадучись двигался вперед, оставаясь поблизости и время от времени заглядывая ей в лицо. Она остановилась, присела, и Дамиан прижался к ней, обнюхивая и тычась в колени.

— Что такое, Дамиан? В чем дело? — Она не ожидала ответа и не получила его. Дамиан жался к ней, чтобы она к нему прикоснулась. Пес чувствовал ее беспокойство и на собачий манер пытался ее успокоить. — Все хорошо, дружок. Все будет хорошо. — Она уговаривала скорее себя, чем его.

Сегодня в три часа у нее была назначена встреча с директором Исследовательского центра, на которой она собиралась раскрыть уникальные способности собаки. Что случится потом — одному богу известно, но, по крайней мере, что-то произойдет, и это лучше, чем висеть в неопределенности. Осенью она поступит в медицинскую школу, а там уже некогда будет заниматься Дамианом. Оставалось совсем немного времени, чтобы решить все проблемы. Нужно убедиться, что Дамиана оценят по достоинству и позаботятся о нем должным образом. Она понимала, что такому уникальному псу вряд ли предоставят ту свободу, к которой она его приучила. Но хотя бы он будет в безопасности. Оно того стоит. Им наверняка не позволят видеться. Может быть, думала она, в это утро они последний раз гуляют вместе и пес это чувствует.

Она сидела на корточках, пес пытался ее успокоить, а она крепко сжимала в объятиях его мускулистое тело, приникнув щекой к теплой плоской макушке. Дамиан стоял совершенно неподвижно, предчувствуя беду.