Михаил Самарский - День надежды

На каждом шагу меня поджидала теорема Пифагора. В кабинете друг напротив друга стояли два совершенно одинаковых дивана за тем лишь исключением, что один чуть светлее другого. Я отошел от хозяина и остановился. Ну, вот где тут мой диван – светлый или темный? Долго стоять и раздумывать я не мог, нужно было принимать решение, и я, направившись к темному, тут же за спиной услышал смех:

– Ой, Гришка, ты неисправим! И чем тебе твой диван не нравится? Надо же, все время норовишь на мой улечься. Ну, ладно, бог с тобой, пользуйся случаем. И ведь знаешь, собака, что сегодня ругать не стану. Вот же хитрюга!

«Так, понятно. Значит, темный диван – хозяйский. Будем знать! Мой предшественник тоже, видимо, любил на хозяйском диване поваляться, хотя, как я понял, ему за это иногда и влетало».

Я взобрался на диван, лег на живот и, скрестив передние лапы, закрыл глаза. Александр Михайлович клацал компьютерной клавиатурой, а я все думал. И чего я так переживал? Встреча как встреча – все прошло настолько спокойно, словно я родился, рос и всю жизнь был Грином. Но это было только начало. Никто не знал, как развернутся последующие события. Я и не заметил, как уснул. Ну и сны мне стали сниться в доме Александра Михайловича. Судите сами.

Мы мчим с хозяином на громадном внедорожнике, я сижу на заднем сиденье и выглядываю в окно. Боже мой, кого мы догоняем! Не поверите, но это большущий рыжий лев. Зверь, видимо, выбился из сил и остановился. Мы тоже остановились напротив него. Я присмотрелся, невдалеке от льва сидит его львица и наблюдает за нами. Александр Михайлович выходит из машины с ружьем и направляется к леве. Я прошу его жалобным голосом:

– Михалыч, родненький, пожалуйста, не убивай котейку!

Александр Михайлович усмехнулся и говорит:

– Послушай, собака, не встревай не в свое дело. Ты для чего сюда приехал – охотиться или мне советы свои глупые раздавать?

– Да жалко ведь, – отвечаю я. – Коты, они же такие беззащитные.

– Ага, – гогочет Александр Михайлович, – нашел кого жалеть! Да если этот кот встретит тебя тут одного и без ружья, проглотит вместе с сапогами.

И вдруг лева тоже вступает в разговор:

– Врете вы все, Александр Михайлович, никого мы тут не трогаем. Вы приезжаете сюда постоянно и стреляете в моих сородичей. Что мы вам сделали плохого?

Хозяин мой опешил. От недоумения он вытаращил глаза и вдруг рассмеялся и спрашивает:

– Эй, зверуганы, а вы чего это разговорились тут? – и смотрит то на меня, то на льва. – Кто вас научил по-человечески разговаривать?

Вдруг я слышу голос Ольги Семеновны:

– Саша-Саша, не стреляй, это я! – кричит львица. Ничего не могу понять. Пригляделся, а это вовсе и не львица, а кошка Маркиза. Вот так дела! Смотрю на леву, а это кот Жора. Я так обрадовался, выскочил из машины, и давай кувыркаться с ним на песке. Визжим, прыгаем, носимся, а Александр Михайлович наблюдает за нами. Потом подошел ко мне, изловчился и хвать меня за шкирку.

– Эх, Гришанька, вижу-вижу, – говорит, – и впрямь по охоте соскучился…

В этот момент я проснулся.

– Ты чего скулишь, родной? – Александр Михайлович присел рядом со мной на край дивана и стал гладить меня по спине. – Охота снится?

«Конечно, охота, Александр Михайлович! Вот прямо-таки сплю и вижу, как мы с тобой на льва бросаемся!»

Ой, это же надо! Ну, вот к чему может такое присниться? И львы, и Ольга Семеновна, и Маркиза, и ленивый Жора.

– Вставай, Гришка, – приказал хозяин, – пошли на свежий воздух.

Да, точно, опасность на каждом шагу. На прогулке встретили немецкую овчарку, она ни с того ни с сего начала лаять на меня как ошалелая. Но больше всего удивился Александр Михайлович.

– Кармен, что с тобой? – пораженно воскликнул Александр Михайлович. – Грина не признала? Ты чего?

Но собака не унималась. Рычала на меня так, словно я в чем-то виноват перед ней. Я уж и по-нашему, собачьему, ей говорю: ты, мадам, с ума сошла? Ты чего так кидаешься на незнакомых собак? А она знай лает и лает. Не стал я с ней связываться, натянул поводок и увел Александра Михайловича в сторону.

Вечером после прогулки за чаем Александр Михайлович спросил у Ольги Семеновны:

– Слушай, Оль, а может чужая печень у собаки изменить, к примеру, запах ее тела?

– Наверное, – пожала плечами Ольга Семеновна и испуганно спросила: – а ты к чему это спрашиваешь? Грин, что ли, по-другому пахнет?

– Да по мне-то, – усмехнулся Александр Михайлович, – как пах, так и пахнет, но вот сегодня Кармен на него почему-то набросилась. С чего бы это?

– А-а-а, – махнула рукой жена и облегченно сказала: – это у них бывает. Видимо, не все медикаменты еще выветрились, всякие больничные запахи. Они же, собаки, все бывают в ветеринарке на прививках, уколах, вот, наверное, и перепугалась.

– Ну, да, точно, – кивнул Александр Михайлович, – а я думаю, чего она так реагирует?

Мы как-то еще с самым первым моим подопечным Иваном Савельевичем смотрели (я смотрел, а он слушал) многосерийный фильм «Семнадцать мгновений весны». В последнее время я часто вспоминаю один фрагмент из того фильма. Когда я выхожу из кабинета от Александра Михайловича, мне все время кажется, еще чуть-чуть, и мой босс скажет: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…»

Но самое главное – что я могу поделать? Ведь у меня нет никакой возможности признаться Михалычу в том, что я никакой не Грин, не Гриша, а самодеятельный артист. Извините, но я себе никаких пятнышек не пририсовывал, уши не шинковал, глаза не выпучивал. Я честная собака. Мне сказали «делай то» – я делаю, сказали «иди туда» – я иду. Завтра потащат на охоту, ну что ж, будем охотиться. А что делать? Вы бы, например, что делали на моем месте?

И как бы я не возмущался, а все-таки я везучая собака. Вчера наша домработница Зина оставила включенным телевизор и ушла жужжать пылесосом на второй этаж. И что вы думаете? Это все равно что выиграть в лотерейный билет. Передача об охоте. Ясное дело, что от просмотра одной передачи охотником я не стану, но так хотя бы какие-то азы услышать. Хоть не совсем уж тупицей буду выглядеть. Впрочем, и самому мне стало интересно. Никогда не слышал ничего о лабрадорах-охотниках. С ума сойти, правильно говорил Иван Савельевич: век живи, век учись.

Оказывается, лабрадор – это специализированная охотничья собака по аппортировке, то есть по подноске дичи. В Англии, к примеру, мои сородичи подбирают убитых птиц или кроликов, поднятых с лежки спаниелями или загонщиками во время загонной охоты (то есть людьми, идущими перед стрелками и распугивающими зверя или птицу). В США лабрадоры приносят убитых уток и гусей из воды, а также куропаток или фазанов при полевой охоте. Лабрадора используют как охотничью или подружейную собаку на болотную, луговую или полевую дичь (чаще всего это пернатые).